Ксения Спынь - Дальний свет

Однако, думаю я, если бы каждый из нас, каждый из сограждан решил бы так, как решил он — продлилось бы тогда «чёрное время» ещё почти девять лет? И я не нахожу ответа.

Есть дело судьбы, и есть дело выбора. Наша беда в том, что мы никогда не знаем, кто из них перед нами.

Башня представлялась ей: с самой вершины и, спускаясь по спирали, до самого основания, фундамента, лежавшего в земле; каждый ярус был крепок и стоек, стены из красно-оранжевого кирпича — хоть бери их тараном, не поддадутся.

Конечно, ни один из них не был тем самым кирпичом-амулетом. Но и он притаился где-то здесь, тщательно сохраняемый многие годы, вдали от посторонних рук и глаз. Птицы летали вокруг, пытались высмотреть, залетали в окна с отрывистыми криками, но нет… снова нет.

Может быть… Она пристально оглядывала изнутри этаж за этажом, но не находила похожего. Расхаживали люди, некоторые в халатах, некоторые сидели и звонили по телефону, но вся эта суета была здесь не главной, только для отвода глаз, а она не любила, когда ей пытались отвести глаза.

Лестница кружилась и вела вниз, со света в полумрак и дальше, возможно, в самую преисподнюю. Но всё же нет, поняла она вскоре, лестница поистёрлась, со ступенек стало легко упасть, если идти, не глядя под ноги, стены потемнели, местами крупными каплями скопилась влага. Это был подвал.

Здесь, поняла она, прислушавшись к тихому стуку. Здесь, в нише за массивом толстой опоры, уходившей наверх. Кирпич можно было вытащить из стены или поставить обратно — тогда он был почти неотличим от остальных, только что самую малость ярче.

Она увидела седого, но осанистого человека. Лицо его было морщинисто, глаза — живы, а губы — упрямо сжаты. Он был строен и, стоя на одном колене, не испытывал никакого неудобства от своей позы. Лаванду даже пробрала дрожь, когда она увидела, как крепко держит он кирпич и как почти с нежностью отирает с него замшей пыль и влагу.

«Кирпич, — вспомнила она, — взял человек, которому были нипочём любые клетки и натиски бурь. Иные легенды говорят о нём как о храбром воине, ведшем за собой бойцов, иные же зовут мятежником, пытавшемся поднять народ против тирана. Быть может, и те, и другие правы».

Старик не походил ни на того, ни на другого, но Лаванда знала, что внешность обманчива.

В любом случае, кирпич может и подождать: в этом месте он под надёжной защитой. Куда неопределённей сейчас и оттого тревожней вопрос с глиной. Да и с углём дело не продвинулось ни на йоту.

Местечко же, которое ей назвали, Лаванда запомнила на будущее. Старая рыже-красная башня служила теперь небольшой обсерваторией и стояла в городке С улеве, что под Камфой.

Каталёв был городом совсем другого рода — сказочным городком из шкатулки, что уютно залёг в низине среди лесистых склонов. Даже окружённый бурой пожухлостью — зима совсем запаздывала в эти края — он встретил яркой иллюминацией в ночи, и почудилось даже на минуту, что они дома — наконец-то, после стольких странствий добрались.

Иллюзия вскоре прошла, но городок всё равно улыбался и грел всеми огнями, как радушный хозяин, приглашающий присоединиться к большому семейству.

Здесь было всё: маленькая башенка — точная уменьшенная копия другой, далёкой («Смотри, почти как Часовая», — сказал он Китти, тут же пожалев, когда произнесённые вслух слова отозвались глубже); со старанием убранная и украшенная старинная ратуша, как с книжной картинки; аккуратные домики, рассыпанные вокруг…

Единственное, чего здесь не было — это любой связи. Включать мобильники, чтоб только проверить сей факт, они не рискнули, но по признанию Буловой, радио в Каталёве работало с большими перебоями: иногда, когда местная вышка ловила сигнал из Камфы, можно было разобрать слова и целые фразы, иной же раз всё тонуло в шумах. Про телевидение говорить и не приходилось.

Это плохо, заключил про себя Феликс. Это очень плохо. Это лишает любой возможности не только делать, но даже что-либо всерьёз планировать, пока они здесь. Как бы не застрять им в этой чужой сказке, растеряв все ведшие цели и позабыв их в итоге.

Город баюкал, городе пел «спи-усни, позабудь печали» и качал над головой ковш Большой медведицы. Будто что-то сладкое, душистое было разлито в небе и тихими каплями опадало на землю…

Нет, я так не согласен, подумал Феликс, вырывая голову из сладкого тумана. Нет, не могу. Не имею никакого права. Он быстро взглянул на Китти: та только в нарочитом удивлении подняла брови, словно говоря «Что-нибудь не так? Разве что-то случилось?»

— Китти, — сказал он, когда они остались одни.

Крошечная однокомнатная квартирка Буловой нуждалась в возвращении туда порядка и жилого облика. Сибилла вызвалась помочь — может, не столько ради дела, сколько из симпатии, что вспыхнула за время дороги между ней и Таисией.

Они же двое остались в «доме в лесу», некогда сколоченным одним из «найдёнышей» Буловой.

(Надстройка вроде второго этажа, электрический свет и даже вода из крана. Только вот печку придётся топить. Ведь здесь вам будет неплохо?)

Вполне неплохо, поняли оба. Средства катастрофически утекали.

Китти посмотрела теперь уже без наигранного удивления, просто внимательно.

— Нам ведь скоро сниматься. Правильно я понимаю?

— Не прямо сейчас, — она покачала головой. — Как минимум нужно будет кое-что поправить в машине. Иначе, боюсь, мы далеко не уедем.

— А ты умеешь? — с сомнением протянул Феликс.

— В теории.

— Может, лучше в мастерскую?

— Попробую сначала сама. Не хочу лишний раз светиться. Такую, как у меня, несложно запомнить.

— Я давно говорил, смени эту позорную телегу, — он ожидал тяжёлого холодного взгляда (к своей машине Китти была привязана почти как к живому существу), но она, казалось, вообще не услышала его и только пристально смотрела сквозь окно на горизонт. Будто там расположилось нечто, от чего всё иное теряло значение. — Ладно-ладно, шучу. Пока будешь заниматься машиной, я буду заниматься нашим будущим компроматом. Пойдёт?

Когда ему переставало хватать второго яруса — иногда Феликс спускался вниз, чтоб растопить железную печку, если Китти этого не делала, или же, оторвавшись от своих бледных набросков, застывал над листками распечаток, будто там могло вдруг открыться что-то новое — когда на втором ярусе становилось тесно, он отправлялся в город (чуть-чуть по лесной тропинке и дальше минут десять дорогой вдоль поля) и бродил там. На ходу ему часто думалось лучше, и порой приходили в голову очевидные вещи, которых он почему-то не замечал прежде.

По Каталёву расхаживали люди, но их было немного, даже на площади перед ратушей. Через город текла небольшая речка, с того места, где стоял Феликс, виднелся лёгкий деревянный мост, тоже будто с картинки: бревенчатый, выгнутый над рекой коромыслом, с тонкими перильцами. На такой и ступить побоишься лишний раз: разве вынесет такая эфемерная конструкция груз реальности?