Ингеборг Бахман - Малина

Есть люди, полагающие, что мы с Малиной женаты. Нам никогда не приходило в голову, что мы могли бы стать мужем и женой, что существует такая возможность, мы даже не предполагали, что другие могут такое о нас подумать. Очень долгое время мы вообще не задумывались над тем, что, подобно другим парам, появляемся всюду как муж и жена. Для нас это было полнейшим открытием, но мы не знали, что с ним поделать. Мы страшно смеялись.

Утром, когда я вяло расхаживаю туда-сюда и рассеянно готовлю завтрак, Малина способен, например, проявить интерес к ребенку, который живет напротив нас, в заднем дворе, и уже целый год выкрикивает всего два слова: «Алло, алло! Олла, олла!» Как-то раз я хотела пойти туда, вмешаться и поговорить с матерью этого ребенка, ведь очевидно, что она с ним совсем не разговаривает и здесь происходит нечто, вызывающее у меня страх за будущее, да и теперь уже эти ежедневные «алло» и «олла» — пытка для моего слуха, хуже, чем вой Лининого пылесоса, шум воды и стук тарелок. Но Малина, должно быть, слышит в этих криках что-то другое и не считает, что надо срочно известить врачей и Охрану детства, он слушает этого кричащего ребенка так, словно здесь просто возникло существо иного рода, которое вовсе не кажется ему более странным, чем существа, пользующиеся сотней, тысячей или многими тысячами слов. Я думаю, что перемены и превращения в любом смысле Малину совершенно не трогают, ибо он вообще ни в чем не видит ни хорошего, ни плохого и уж тем более ничего выдающегося. Мир для него просто такой, какой есть, каким он его застал. И все же иногда меня берет страх перед ним, оттого что его взгляд на человека отмечен величайшим, всеобъемлющим знанием, которого нельзя приобрести нигде и никогда, за всю жизнь, и нельзя передать другим. Меня глубоко оскорбляет его манера слушать, ибо во всем, что говорится, он словно улавливает нечто невысказанное, но также и то, что повторяется слишком часто. Нередко я чересчур много выдумываю, и Малина указывает мне на излишества моей фантазии, тем не менее я не сочла бы его взгляд и слух ни сверхточными, ни совершенно необычными. У меня есть подозрение, что он не видит людей насквозь, не разоблачает их, ведь это было бы весьма обычным и пошлым, к тому же и подлым по отношению к людям. Малина созерцает людей, а это нечто совсем другое, от этого они становятся не мельче, а крупнее, страшнее, мое воображение, над которым он подсмеивается, возможно, низший подвид его способности, благодаря которой он все разбирает и различает, всему придает форму и законченность. Поэтому я больше ничего не говорю Малине про трех убийц, еще меньше я хотела бы говорить о четвертом, о ком мне ему рассказывать незачем, ибо у меня своя манера выражения и я мало искусна в описаниях. Малина не хочет описаний и впечатлений о каких-то там ужинах, за которыми я когда-то сидела с убийцами. Он занялся бы всем в целом и не ограничился бы каким-то впечатлением или смутным беспокойством, а представил бы мне настоящего убийцу и через очную ставку открыл бы истину.

Я сижу, понурив голову, и потому Иван говорит:

— У тебя же нет ничего такого, ради чего бы стоило жить.

В сущности, он прав, ибо разве есть кто-нибудь на свете, кто чего-то от меня хочет, кому я нужна? Однако Малина должен мне помочь найти основание для моей жизни, хотя у меня нет ни старика отца, которому я должна быть опорой на склоне лет, ни детей, которым постоянно что-то нужно, вот как детям Ивана, — тепло, зимнее пальто, микстура от кашля, спортивная обувь. Даже закон о сохранении энергии ко мне неприменим. Я — первый пример безоглядного расточительства, существо восторженное и неспособное разумно использовать окружающий мир, я могу появиться на общественном маскараде, но могу и остаться вне его, как человек, которому что-то помешало или который забыл сделать себе маску, по небрежности уже не может найти свой костюм и потому в один прекрасный день больше не получает приглашения. Когда я стою в Вене перед какой-нибудь еще знакомой мне дверью, потому что, возможно, условилась о встрече, в последнюю минуту мне приходит в голову, что я могла ошибиться — перепутать дверь или же день и час, и я поворачиваю, возвращаюсь обратно на Унгаргассе, слишком быстро устав, слишком сильно сомневаясь.

Малина спрашивает: «Ты никогда не думала о том, сколько усилий нередко затрачивали на тебя другие люди?» Я благодарно киваю. О да, они даже наделили меня некоторыми свойствами, и тут не пожалели труда, они снабдили меня историями, а кроме того, кое-какими деньгами, чтобы я могла ходить одетая, доедать остатки, чтобы я продолжала существовать и никому бы не бросалось в глаза, как я существую. Чересчур быстро устав, я могу присесть в кафе «Музеум» и полистать газеты и журналы. У меня возрождается надежда, я возбуждена, взбудоражена, ведь теперь два раза в неделю есть прямые рейсы в Канаду, компания «Квантас» с удобствами доставляет в Австралию, охота на крупного зверя становится дешевле, кофе «доро» с солнечных плоскогорий Центральной Америки с его неповторимым ароматом надо бы уже завезти и к нам, в Вену, Кения помещает объявления, «Хенкель Розе» позволяет флиртовать с новым миром, для лифтов «Хитачи» не бывает слишком высоких домов, вышли в свет книги для мужчин, которые приводят в восторг и женщин. Чтобы ваш мир не мог стать для вас слишком тесным, существует «Престиж», дуновение дали и моря. Все говорят о залоговых свидетельствах. У нас — в наилучшей сохранности, объявляет некий ипотечный банк. В нашей обуви вы пойдете далеко — «Тарракос»; чтобы вам никогда не понадобилось заново красить жалюзи «Флексалум», мы красим их два раза. Компьютер «Руф» не бывает один! И затем — Антильские острова, le bon voyage! [79] Счастливого пути! (фр.) Вот почему Бош-эксвизит — одна из лучших посудомоечных машин в мире. Момент истины наступает, когда клиенты задают вопросы нашему специалисту, когда обсуждается технология, калькуляция, прибыль, упаковочные машины, сроки поставок. ВИВИОПТАЛ для людей типа Ничего-не-могу-вспомнить, Примите утром… и день принадлежит вам! Стало быть, мне нужен всего только вивиоптал.

Хотела я победить под неким знаком, но раз я никому не нужна, раз мне об этом сказали, то я побеждена Иваном и этими gyerekek, с которыми мне, наверно, можно будет опять пойти в кино, в кинотеатре «Бург» сейчас идет «Микки Маус» Уолта Диснея. Кому же было и победить, как не им. Но, быть может, меня победил не один Иван, а кое-что еще, это, по-видимому, нечто более значительное, ведь все толкает нас к нашему предназначению. Иногда я еще подумываю, что бы я могла сделать для Ивана, ибо нет такой вещи, какой бы я для него не сделала, но Иван не требует, чтобы я выбросилась из окна, чтобы ради него прыгнула в Дунай, чтобы кинулась под машину, возможно, затем, чтобы спасти Белу и Андраша, — у него так мало времени и никаких потребностей. Он не хочет также, чтобы я вместо г-жи Агнес убирала его две комнаты, стирала и гладила его белье, он хочет только заскочить ко мне на минутку, получить свою порцию виски с тремя кубиками льда и спросить, как вообще дела, он и мне позволяет спросить, как вообще дела у него самого и в доме возле Метеостанции. На Кертнерринге всегда одно и то же, много работы, но ничего особенного. Для партии в шахматы времени слишком мало, я больше не делаю успехов в шахматной игре, так как играем мы все реже. Не знаю, с каких пор мы реже играем, в сущности, мы больше совсем не играем, группы фраз на шахматные темы покоятся нетронутые, некоторые другие группы тоже заброшены. Но ведь не может быть, чтобы фразы, к которым мы так медленно шли, теперь, тоже медленно, нас покинули. Однако возникает новая группа фраз.