Ингеборг Бахман - Малина

— Возможно, я представляю себе всех мужчин такими же, как я сам, — говорит Малина.

— Это самое превратное представление, какое ты можешь себе составить, — возражаю я. — Скорее женщина могла бы представить себе, что она такая же, как остальные, и с большим основанием. А это опять-таки связано с мужчинами.

Малина с наигранным возмущением поднимает руки:

— Прошу тебя, никаких историй или только избранные места из них, если они достаточно забавны. Говори то, что не окажется нескромностью.

Малине надо бы знать меня лучше!

Я продолжаю:

— Дело в том, что мужчины отличаются один от другого, и, в сущности, в каждом из них следовало бы видеть неизлечимый клинический случай; того, что написано в учебниках и специальных трудах, совершенно недостаточно, чтобы объяснить и понять самые элементарные свойства хотя бы одного-единственного мужчины. В тысячу раз легче постичь в мужчине его мозговые возможности, во всяком случае, легче для меня. Однако вовсе не это, вопреки расхожему мнению, является общим для всех мужчин. Какое заблуждение! Материал, поддающийся обобщению, не собрать и за века. И вот одна-единственная женщина вынуждена справляться со столькими странностями, а ее ведь никто не предупреждал, к каким болезненным явлениям придется ей приноравливаться, можно сказать, что отношение мужчины к женщине вообще болезненное, вдобавок, необычайно болезненное, так что мужчин никогда уже не удастся избавить от их болезней. О женщинах, в крайнем случае, можно сказать, что они более или менее отмечены той заразой, которую подхватили из сострадания к страданиям.

— Ты сегодня в очень шаловливом настроении. Меня это в самом деле начинает забавлять.

Счастливая, я говорю:

— Человек неизбежно заболевает, когда и сам испытывает так мало нового и вынужден без конца повторяться. Например, какой-то мужчина кусает меня за мочку уха, но не потому, что это моя мочка, или потому, что мочки уха — его пунктик и он непременно должен их кусать, нет, он кусает потому, что всех других женщин тоже кусал за мочки уха — маленькие или побольше, красноватые или синеватые, бесчувственные или чувствительные, ему совершенно безразлично, что думают об этом сами мочки. Ты должен признать, здесь налицо навязчивое состояние, чреватое последствиями, — некто, оснащенный кое-какими, большими или меньшими знаниями и, в любом случае, малой возможностью эти знания применить, должен набрасываться на женщину, быть может, годами — один раз это еще куда ни шло, один раз это выдержит каждая. Это объясняет также затаенное, смутное подозрение мужчин, ибо они не могут, в сущности, себе представить, что женщина, конечно, будет совершенно иначе вести себя с другим больным мужчиной, ведь различия мнятся ему лишь самыми поверхностными и внешними, именно такими, о каких говорят все и каждый или какие наука выставляет в искажающем, ложном свете.

Малина и впрямь в этом не разбирается.

— А я-то думал, — замечает он, — что встречаются необычайно одаренные мужчины, во всяком случае, иногда о ком-нибудь из них не перестают рассказывать или рассуждают на эту тему вообще, скажем, имея в виду греков. (Малина лукаво смотрит на меня, потом смеется, я тоже смеюсь.)

Я пытаюсь сохранить серьезность.

— В Греции мне случайно повезло, но тоже всего только раз. Иногда может повезти, но большинству женщин решительно никогда не везет. Я вовсе не хочу сказать, что бывают якобы хорошие любовники, хороших-то как раз и не бывает. Это легенда, которую надо наконец развеять, в лучшем случае существуют мужчины, с которыми дело совсем безнадежно, и такие, с которыми оно не вполне безнадежно. Вот в чем надо искать причину, — ее никто еще не искал, — отчего только у женщин голова всегда полна их чувствами и переживаниями, их мужьями или их мужчинами. Мысли об этом и в самом деле отнимают у каждой женщины большую часть времени. Но она вынуждена об этом думать, ибо иначе, без неослабного подстегивания и подхлестывания своих чувств, она буквально ни минуты не могла бы выдержать возле себя мужчину, по существу, больного и ею совсем не занимающегося. Ему-то легко почти не думать о женщинах, ибо его больная система действует безотказно, он повторялся, повторяется и будет повторяться. Если ему по вкусу целовать женщине ноги, то он будет целовать ноги еще полсотне женщин, зачем же ему занимать свои мысли, беспокоиться о создании, которое в настоящее время охотно позволяет целовать себе ноги, — так он, во всяком случае, полагает. Женщина же должна как-то справиться с тем, что на очереди теперь именно ее ноги, она должна выдумать для себя невероятные чувства и целый день заслонять свои истинные чувства этими выдуманными, во-первых, для того, чтобы выдержать это дело с ногами, а потом, что еще важнее, чтобы выдержать отсутствие всего остального, ибо тот, кто так прилепился к ногам, пренебрегает очень многим другим. Кроме того, бывают еще и резкие переключения, — переходя от одного мужчины к другому, тело женщины должно отвыкнуть от всего прежнего и привыкнуть к чему-то совершенно новому. А мужчина преспокойно шествует со своими привычками дальше, иногда ему с ними везет, большей частью — нет.

Малина мной недоволен.

— Для меня это большая новость, я был уверен, ты любишь мужчин, ведь мужчины тебе всегда нравились, их общество было тебе просто необходимо, не говоря уже о…

Разумеется, мужчины интересовали меня всегда, но именно поэтому совсем не обязательно любить их всех, большинство их я вообще не любила, просто они всегда меня интриговали, ведь думаешь: а что последует за этим укусом в плечо, что он от этого ждет? Или некто поворачивается к тебе спиной, на которой однажды, задолго до тебя, какая-то женщина своими ногтями, своими пятью когтями провела пять полос, запечатлев их навсегда, и вначале ты в полном смятении, ты, по меньшей мере, недоумеваешь, что тебе делать с этой спиной, которая все время что-то тебе предъявляет — воспоминание о некоем экстазе или приступе боли; какую боль предстоит еще почувствовать тебе, в какой прийти экстаз? Долгое время я вообще не испытывала никаких чувств, ибо в те годы взялась за ум. Только голова у меня, конечно, как и у всех остальных женщин, все равно была неизменно занята мужчинами, по уже упомянутым причинам, но я уверена, что головы мужчин, напротив того, отнюдь не были заняты мною, разве что в конце рабочей недели, возможно, в выходной день.

Малина: Никаких исключений?

Я: Как же. Одно исключение.

Малина: Откуда же берется исключение?

Это же совсем просто. Тебе только надо случайно сделать кого-то достаточно несчастным, например, не помочь кому-то исправить допущенную глупость. Если ты уверена, что и впрямь причинила другому несчастье, значит, он тоже думает о тебе. Но вообще большая часть мужчин делает несчастными женщин, а взаимности тут нет, ибо мы имеем дело с естественным, неотвратимым несчастьем, возникающим из-за болезни мужчин, она-то и заставляет женщин так напряженно думать и, едва научившись чему-то, вновь переучиваться, ведь когда приходится неотступно о ком-то думать и выращивать в себе чувства к нему, то становишься поистине несчастной.