Мишель Фейбер - Книга странных новых вещей

Питер повернулся было, чтобы сделать объявление, но в этом уже не было нужды — остальные строители заметили прибывшую и прекратили работу. Все положили на пол то, что он или она держали в руках, осторожно и тихо. Любитель Иисуса-Пятьдесят Два — женщина, согласно произвольным прикидкам Питера, — была на середине трапа с кирпичом в руках. Она замерла, посмотрела на кирпич, на стену, где сиропообразный раствор должен был вот-вот высохнуть. Ей явно было трудно решить — продолжить работу или остановиться, однако после секундных колебаний она стала спускаться по ступенькам. Словно решила, что приклеивание кирпича — слишком важная задача, чтобы делать ее впопыхах, отвлекаясь на сенсационное событие. Прочие оазианцы лопотали меж собой на своем наречии. Единственное слово, которое Питер понял, было единственным словом, отсутствующим в оазианском языке, — «лекарство». Любитель Иисуса-Один робко приблизился к Питеру.

— Пожалуйςτа, Пиτер, — сказал он. — Еςли Бог не будеτ разочарован… Еςли Ииςуς и Дух ςвяτой не будуτ разочарованы… Я оςτавлю ςτроиτельςτво ζеркви и помогу неςτи лекарςτва.

— Конечно, — сказал Питер, — пойдемте вместе.

Он прямо ощутил, как волна облегчения прокатилась по сгрудившимся оазианцам, словно общее трепетание. Интересно, это Курцберг внушил им страх разочаровать Бога или они просто чересчур рьяно стараются угодить своему пастору? Он пообещал себе при первой же возможности поговорить с ними о Божьем сострадании и снисходительности: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» [14] Мф. 11: 30. и тому подобное. Или же ему придется отыскать замену животноводческой метафоре.

Питер и Любитель Иисуса-Один шли через кустарник. Прочие остались на площадке, как будто для того, чтобы не напугать представительницу СШИК массовым нашествием, а может, из почтения к Любителю Иисуса-Один, избранному ими в качестве посредника.

Оазианец в серой рясе, вышедший из поселения, чтобы встретить Грейнджер, не приблизился к машине ни на шаг. Ему вручили белую картонную коробку, и он принял ее с торжественностью священника, несущего Святые Дары, хотя коробка весьма напоминала громадную упаковку от пиццы. Похоже, он не торопился ее унести. Если они с Грейнджер и обменялись несколькими словами, то разговор теперь прервался, поскольку оазианец пристально смотрел на Любителя Иисуса-Один и Питера, преодолевающих расстояние между строительной площадкой и поселком.

Грейнджер тоже смотрела на них. Она была одета, как и прежде, в белую спецовку и хлопчатые брюки, косынка плотно укутывала волосы и шею. Ее хрупкая мальчишеская фигурка казалась массивной рядом с оазианцем.

— Кто это? — спросил Питер Любителя-Один, когда они подошли поближе.

— สีคฉ้นรี่ณ, — ответил Любитель-Один.

— Не Любитель Иисуса?

— Неτ.

Интересно, подумал Питер, есть ли хоть малейшая надежда, что он когда-нибудь выучит оазианский язык? Не имея ничего общего с английским языком, этот язык звучал так, словно целое поле ломкого тростника и напоенного влагой салата косили с помощью мачете.

— А вы не упустите возможности получить свою долю лекарств?

— Лекарςτва для вςех, — сказал Любитель-Один.

Питер не мог определить, то ли его тон был спокойным и уверенным, то ли жалобно-возмущенным, то ли обреченным.

Все четверо сошлись в тени дома со звездой. Надпись «ДОБРО ПО ЖАЛОВАТЬ» стерлась настолько, что стала совсем неразборчивой. Можно было принять ее за брызги-следы от бомбочки с краской, брошенной об стену.

Любитель Иисуса поклонился Грейнджер:

— ςожалею, что вам пришлось ждаτь здеςь долго.

— Я постараюсь убраться поживее, — ответила она.

Шутки шутками, но она, безусловно, была напряжена. Мотор работал, несмотря на стикер-предупреждение от СШИК, налепленный на ветровом стекле: «ЭКОНОМЬ ГОРЮЧЕЕ! ДО ВЕНЕСУЭЛЫ ПУТЬ НЕБЛИЗКИЙ».

— Привет, Грейнджер, — сказал Питер.

— Привет, как житье?

Говорила она как-то «американистее», чем раньше, будто пародировала какого-то янки. И как-то сразу нахлынула тоска по Би, стало больно, будто его ударили в живот. Словно, наскучавшись без нее, он наобещал себе, что она скоро приедет к нему. Что машина СШИК будет непременно сливового цвета «воксхолл» и Би будет стоять рядом с ней и махать ему рукой — так по-детски, как она умеет, — и приветствовать его на своем неповторимом йоркширском диалекте.

— Спите под открытым небом? — спросила Грейнджер.

— А что, так заметно?

Глаза ее прищурились, словно она подвергла его беглому осмотру.

— Одни люди загорают. Другие просто сгорают.

— Я не чувствую, что обгорел.

— Давно смотрелись в зеркало?

— Забыл прихватить с собой.

Она кивнула: ну да, мол, как же иначе-то.

— Я вам сейчас дам крем. Чуточку поздновато для первого применения, я думаю, да ладно…

Она поглядела на Любителя Иисуса-Один и другого оазианца:

— Кстати говоря, я еще не закончила передачу лекарств… Э-э… с кем я должна иметь дело насчет этого? Кому из вас я должна сообщить информацию?

— Я понимаю больше, чем другой здеςь, — сказал Любитель Иисуса-Один. — Объясни мне про лекарςτва на сегодня. — Потом он обратился к соплеменнику: — สีคฉ้นรี่ณ, ฉ้คน รี่รนฉ้ร.

Второй оазианец шагнул ближе и открыл крышку коробки под таким углом, чтобы Грейнджер и Любитель Иисуса-Один видели содержимое. Питер держался поодаль, но заглянул в коробку и увидел множество пластиковых флаконов и маленькие картонные упаковки; только немногие были в ярких коммерческих обложках, большинство различалось только печатными аптечными этикетками.

— О’кей, — сказала Грейнджер, по очереди указывая на каждую группу лекарств. — Это у нас аспирин и ацетаминофен, как обычно. Здесь у нас аналоги.

— Имя, оτ которого вςе другое имя проиςходяτ, — сказал Любитель Иисуса-Один.

— Верно, — сказала Грейнджер. — Еще вот тут десять упаковок патентованного ацетаминофена — тайленола. А вот эти голубые и желтые упаковки — леденцы, они как конфеты, но у них в составе декстрометорфан и фенилэфрин — противокашлевое и от заложенного носа. В смысле, я не знаю, есть ли у вас… гм…

Она откашлялась. Было непонятно, то ли она изображала кашель нарочно для оазианцев, то ли действительно у нее запершило в горле.

— А вот это — диклофенак. Тоже анальгетик и противовоспалительное, хорошо при артрите — мышечных и суставных болях. — Она покачала локтем и покрутила плечом, имитируя дискомфорт при артрите. — Еще применяется при мигренях и… э-э… менструальных болях.

Голос Грейнджер уныло поник. Она, несомненно, мало верила в то, что ее слова имеют хоть какой-то смысл для тех, кому они предназначены. Она говорила все быстрее и все менее определенно, почти бормотала. Питер уже бывал свидетелем подобного поведения, когда неопытные или неумелые проповедники, пытавшиеся завоевать враждебную аудиторию, начинали чувствовать, что вот-вот проиграют баталию. Невнятные приглашения как-нибудь заглянуть в церковь, сказанные скорее для отвода глаз всевидящего Бога, нежели в надежде, что хоть кто-то действительно придет.