Жан-Луи Фурнье - Куда мы, папа? (сборник)

Теперь я понимаю, почему в некоторых домах и квартирах есть бар. Он нужен для того, чтобы папа не покидал семью.

У нас не было собственного бара. Бабушка никогда бы на такое не согласилась.

Ранним утром мама распахнула дверь в мою комнату и сказала: «Мне кажется, твой отец умер».

Помню, я не воспринял ее слова всерьез, ответил: «Да ну? Опять?»

Я не выспался, вставать не хотелось, а потому я зарылся под одеяло еще глубже.

Я уже столько раз видел папу мертвецки пьяным, что между мертвецки пьяным и мертвецом большой разницы не чувствовал. К тому же папа был доктором, а доктора не умирают.

Но мама сказала: «На сей раз это правда. Немедленно вставай и одевайся».

Я встал с постели и пошел в папину спальню. Он лежал на полу возле своей кровати с полным ртом крови. Кричать на меня он больше мог, в тот день папа умер по-настоящему.

О папиной смерти писали в газетах. Помню, одна статья начиналась словами: «Филантроп нас покинул».

Я знал, что мой папа доктор, но не знал, что он еще и филантроп.

Я открыл словарь и прочитал: «Филантроп – тот, кто любит людей».

Интересно, может, я был слишком маленьким, чтобы считаться полноценным человеком?

В день папиных похорон погода стояла отвратительная. И все грустили, особенно папины пациенты.

Многие плакали. Но мы, семья, не плакали, ведь нам не довелось лечиться у папы. Пациенты сбросились, чтобы купить большую мраморную плиту в форме книги, на которой золотыми буквами выгравировали надпись: «Друзья своему доктору». Скорее всего, обошлась такая роскошь недешево, а ведь у папиных пациентов, как правило, денег не водилось.

Я грустил, но не потому, что папа умер, а потому, что он пил до конца своих дней.

А ведь я всегда верил, что когда-нибудь папа бросит пить, станет зарабатывать, мама уволится и у нас будет нормальная жизнь, как у других семей.

В день похорон моя мечта превратилась в дым.

После соболезнований, «охов» и «ахов» у папиной могилы осталось всего несколько человек. Помню, папин бывший шофер господин Урье всех угощал сигареткой и дал одну мне. Поскольку это была моя первая сигарета – называлась она Gitane, – я чуть не лопнул от гордости.

Я прикурил, изо всех сил втянул в себя дым и закашлялся. На глазах выступили слезы, я едва не задохнулся, и меня здорово хлопнули по спине, точь-в-точь как папа при моем рождении.

Не лучшим способом я начал свою взрослую жизнь.

Мой отец умер в сорок три, когда мне было пятнадцать. Сейчас я старше, чем он.

Жаль, что мне не удалось с ним сблизиться.

Я на него не сержусь.

Теперь, когда я вырос, я понимаю, что жизнь тяжелая штука и нельзя корить слабых людей за то, что они пытаются сделать свое невыносимое существование более-менее выносимым. Даже если их методы нам не по душе.

Жан-Луи Фурнье

Ноябрь 1998

Прошу Вас исцелить нашего папу, сделать так, чтобы он всегда был добрым и не пропускал консультации своих пациентов. А еще, если можно, подарите мне, пожалуйста, револьвер и коробочку пуль! Я буду очень благодарен, если Вы выполните мои просьбы.

Я вдовец. Сильви умерла двенадцатого ноября.

Печально.

В этом году мы вместе не пойдем на распродажу.

Сильви ушла тихо, на цыпочках, на пуантах, словно балерина. Так, бесшумно, уходит счастье.

Она не хотела меня беспокоить, но ее смерть меня не пощадила.

Зима началась раньше обычного, 12 ноября. Думаю, она будет суровой и продлится очень долго.

Сильви покинула меня, но не ради другого. Она просто отцвела вместе с последними осенними цветами. Мы спорили о том, какого оттенка клюв у птицы, которая плыла по реке. Она не соглашалась со мной, я говорил: «Да ты просто не видишь без очков!» – (она не надевала их из кокетства), а она: «Прекрасно я все вижу издалека!» И замолчала. Навсегда. Спасатели не смогли ничего сделать. Пламя погасло.

Она не любила рассказывать о себе, еще меньше любила комплименты. Теперь, когда она умерла, я наконец-то смогу ею восхититься.

Мне повезло, что мы встретились. Она всегда носила меня на руках и всегда улыбалась мне.

Она была изысканной, как фарфоровая статуэтка, и стойкой. Она была смелой. Выноси́ла меня сорок лет подряд, а ведь я не подарок.

Мы друг друга дополняли: я обладал недостатками, она – достоинствами, я поражал всех вокруг своим пессимизмом и эгоизмом, она – оптимизмом и альтруизмом.

Однажды я сказал ей, что альтруизм – психическое расстройство, я об этом читал. Ей не нравилось, что я каждую фразу начинаю со слова «я», я объяснял, что следую законам грамматики, и раз я первое лицо, то и в предложении намерен стоять на первом месте. Я всегда думал о себе, она – о других, и для нее это было естественно.

Вспоминается одна забавная история – про щетки. Помню, как-то раз я делал репортаж на фабрике, и владелец подарил мне на память набор щеток, самых разных, больших и маленьких.

Вечером к нам на ужин пришли друзья. Сильви достала коробку и пустила по рукам, словно тарелку с канапе, предлагая гостям выбрать себе щетку по вкусу. В результате все самые красивые щетки разобрали. Я молча испепелял Сильви взглядом. Особенно тяжело было отдавать чудесные щетки с деревянными ручками и мягким ворсом. Как я переживал потерю!

Сильви сделала из деревенского мужлана рафинированного интеллектуала. Неудивительно, что я поседел. У нее был отменный вкус, она всегда принимала решения по поводу дизайна интерьера за нас обоих. Она любила красивую мебель и ярмарки. Благодаря ей я стал ценить антиквариат.

И как только обладательница безупречного вкуса могла выбрать меня? Я ведь не антиквариат, я старая развалюха, неотесанная, колченогая и к тому же вечно нуждающаяся в подпорке. Сильви помогала мне держаться. Она заботилась обо мне, сдувала с меня пылинки, заставляла меня сиять.

А я ее смешил. Или доводил до слез.

Я на маленькой яхте на мысе Горн. Море белое, небо черное, я спустил паруса и сижу на корточках в глубине рубки, закрыв лицо руками. Жду, пока буря стихнет. Я оптимист и думаю, что все стихнет. Шторм – это не вечные снега.

Когда я объявил новость, продавщица в булочной дала мне к моему багету еще бесплатный пакетик миндального печенья «макарон» [25]. Соседка оставила у меня под дверью пирог своего приготовления. Было очень вкусно, пирог напомнил мне о том, что есть в жизни приятные моменты.

Сосед предложил сходить с ним в магазин за лампочками со штырьковым цоколем – их сейчас нелегко отыскать.