Жан-Луи Фурнье - Куда мы, папа? (сборник)

Я пригласил Сильви в «Шарло», очень хороший рыбный ресторан. Затем предложил зайти ко мне в гости. Согласилась, широко улыбнувшись. Сперва мы заглянули к ней, чтобы забрать кое-какие туалетные принадлежности.

Я жил в десяти километрах от Парижа в печальном унылом пригороде. Позже Сильви призналась мне, что, пробираясь в полутьме по пустынным улицам, здорово нервничала. Она не так уж хорошо меня знала. И думаю, убогий многоквартирный дом возле канала, больше напоминающего болото, не слишком ее вдохновил.

Я жил в маленькой холостяцкой квартирке, порядка не соблюдал, разбрасывал по полу газеты и хранил в раковине груды грязной посуды.

Наверное, Сильви содрогнулась, но деликатно не показала виду.

Полагаю, в итоге ей у меня понравилось, потому что она осталась.

Вскоре Сильви убедила меня переехать в Париж, и мы обосновались недалеко от Монмартра в чудной квартире на Ивовой улице.

Позже мы купили в том же квартале мастерскую художника со стеклянной крышей. Во время грозы там можно было любоваться небом, не промокая до нитки.

Потом мы перебрались в дом в стиле ар-деко, там еще жил Жорж Мильтон, знаменитый певец, прославившийся песней: «Она мне говорит: «Да так себе!»…»

В нашем последнем парижском доме было множество роз.

Она верила в меня, и благодаря ей я тоже стал верить. Когда мы познакомились, я был почти ничтожеством, а теперь – почти цельная личность.

Думаю, она мною гордилась. Просила, чтобы я подписывал книги для ее подруг. Мне бы хотелось, чтобы и теперь, когда она видит меня издалека, я ей нравился. Потому что, хотя тебя и нет рядом, Сильви, я продолжаю каждый день мыться и бриться. Я за собой слежу, чтобы тебе не было за меня стыдно, чтобы ты считала меня мужественным и стойким. К счастью, у меня есть дочь Мари. Ее я тоже не могу разочаровать. Жаль, Сильви, что ты не знаешь, скольким людям без тебя тяжело. Тебя многие любили. И как все плакали на похоронах! А я вот не плакал. Я почему-то всегда плачу только по пустякам. Когда случается горе, из меня слезу не выжать. В любом случае и слез-то, наверное, у меня уже не осталось. В детстве я плакал всякий раз, как наступала зима. Теперь мой слезный бассейн пуст.

Недавно я нашел твои очки, те самые, что ты специально теряла. Ты не любила носить очки, тебе казалось – без них ты моложе и красивее.

А я взял и надел твои очки. Мне захотелось узнать, что именно ты в них видела. И взглянул на мир твоими глазами.

Сквозь твои очки мир представился доброжелательным, розовым, мягким, улыбчивым.

Теперь я всерьез задумался, стоит ли снимать твои очки.

Мне не хватает наших разговоров. Кому мне теперь рассказывать о своих делах? Приходится беседовать с самим собой.

Удивительно, что за сорок лет нам не наскучило быть друг с другом. Видимо, это знак. Знак того, что мы настоящая пара. Нам нравились одни и те же вещи, дома, люди, вина, фильмы, цветы, коты. Мы часто смеялись вместе. А вот о музыке – спорили. Я постоянно слушал свои любимые фрагменты, и со временем ты просто возненавидела некоторые сонаты Моцарта. Бах тебя тоже нервировал. Даже «седативные» «Вариации Гольдберга» тебя раздражали. Ты больше любила Равеля и современную музыку.

Пьер Депрож считал нас идеальной парой и дразнил, называя «людьми в бежевом». Мы с тобой оба предпочитали полутона, а он – яркие краски. На нашу свадьбу он нарядился чуть ли не во все цвета радуги. Помню, один из гостей, Анри, не большой поклонник Депрожа, язвительно заметил: «А я и не знал, что у нас маскарад».

Банкет мы устроили в Гизанкуре, в амбаре. Пьер произнес отличную речь, а ты была самой прекрасной невестой на свете.

Я бы хотел написать тебе, но не знаю куда. Дети, отправляя письмо Деду Морозу, обычно в качестве адреса указывают «Небеса».

Меня успокаивает общение с Жаном-Мари. Он голубь. И, надо сказать, очень глупый голубь. Уже целый месяц я крошу ему из окна печенье, а он меня до сих пор боится. Так и не понял, что я славный парень.

Еще мне нравится приглашать в гости счастливых людей, например Синтию, которая только что родила.

Ты прожила чудесную жизнь. У тебя была любимая работа, друзья, ласковые коты, ты много читала, жила в красивых домах, носила прелестные платья, снимала талантливые документальные фильмы. И к тому же у тебя был я. Надеюсь, я не очень испортил твою жизнь.

Ты никогда не постареешь, никогда не будешь страдать болезнью Альцгеймера, которой так боялась, ты ушла из жизни красиво, вместе с последними теплыми деньками. Для парашютиста самое главное – мягко приземлиться, а вот ты не приземлилась вовсе, ты просто улетела в небо.

Могла бы меня подождать, между прочим. Говорят, скоро конец света.

Я взял кошку. Ее зовут Саломея.

Саломея не слишком ласковая, она, как я, не любит, когда ее берут на руки, боится, что ее задушат. Вот Скромняга ласкаться обожал. Он прятал коготки и гладил меня лапкой по щеке.

Саломея очень красивая. Прямо маленькая тигрица. У нее зеленые глаза, пятнистая шерсть и дерзкий характер. Надеюсь, она не прочтет эту книгу, так что скажу – она та еще сердцеедка.

Однажды меня пригласили на радио, а затем на телевидение, чтобы я прокомментировал страшное происшествие французской обыденной жизни. Отец задушил свою тяжелобольную шестилетнюю дочь. Меня всегда приглашают, если случается трагедия. Надеюсь, когда-нибудь пригласят и по радостному поводу. У меня ведь не написано на лбу «Пришла беда – отворяй ворота». И фамилия у меня не Невезучий. И вообще, не хочу я быть Мартином Греем [27]XXI века.

С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.

С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.

С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.

С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше…

Когда я хотел тебя позлить, я говорил, что ты профукала карьеру уборщицы.

Ты так хорошо прибиралась в доме, что у меня все пропадало.

Теперь мне нечего терять.

Я рылся в твоей сумочке. Ты вечно чертыхалась и ничего не могла отыскать там. Мне было не по себе, думаю, тебе бы не понравилось, что я вторгаюсь в твою личную жизнь, но так уж вышло. Я нашел направление на прививку и твою пенсионную карточку для скидки на ж/д билеты. Ты эту карточку терпеть не могла, а я шутил: «Скидка для тех, кто скоро откинет копыта». Теперь билеты тебе больше не нужны, ты можешь зайцем путешествовать по небу, по морю, по земле. Живые прикованы к месту, мертвые – повсюду одновременно.

Еще я нашел твое удостоверение личности и положил его вместе со своим в кошелек так, чтобы наши фотографии соприкасались. Ты очень красива. Хоть в кошельке будем вместе. В твоем кошельке еще лежат деньги, их я не взял, не могу же я тебя обкрадывать. А вообще-то ты мне должна три тысячи евро за похороны. Гроб я взял дешевый, чтобы сжечь было не жалко, но все равно дорого получилось.