Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

Проснулась Уля от настойчивого звонка мобильного. Из-за опущенных штор она не сразу поняла, какое сейчас время суток и сколько проспала.

— Алло, — хриплым спросонья голосом проговорила она.

— Ульяна? — Голос в трубке показался смутно знакомым.

— Да, а с кем я разговариваю?

— Улечка, это Ольга Погодина, соседка по старой квартире, помнишь? Мы еще с тобой на днях в больнице встретились.

— Господи, Лелька, привет! — Окончательно проснувшись, Ульяна протерла глаза и села на кровати. — Голос у тебя совершенно не изменился, просто я спросонья не узнала! Случилось что?

— Так я тебя разбудила? Прости, пожалуйста…

— Не бери в голову, слушай, а который сейчас час?

— Начало третьего. Уль, — Ольга чувствовала себя крайне неловко, — давай я тебе попозже перезвоню, или сама набери, когда будет удобно разговаривать.

— Мне и сейчас очень удобно. — Ульяна встала, раздвинула шторы и приоткрыла форточку, в лицо ей хлынул поток свежего сентябрьского воздуха. — Давай рассказывай, что стряслось. У Варвары проблемы?

— В том-то и дело, что нет, — нерешительно начала Леля, — возможно… даже скорее всего дело не стоит выеденного яйца, и я тебя напрасно побеспокоила, но безумные фантазии моей подруги…

— Заканчивай ты, Лелька, свои церемонии, — нетерпеливо прервала затянувшуюся тираду Ульяна, — выкладывай скорее, что случилось, а то я уже сама начинаю волноваться.

— Ладно, — после минутного колебания решилась Ольга. — Слушай! Моя фантазерка Варвара считает, что одну из твоих пациенток травят родственники. Однако никаких серьезных доказательств у нее нет, есть только домыслы и предположения, поэтому я ей, честно говоря, не очень верю, и ты…

— Погоди, Лель, не части, — Ульяна прикрыла форточку и опустилась на ближайший стул, — давай-ка еще раз и поподробнее. Кого именно травят, какие родственники?

Слегка удивленная реакцией, Леля постаралась спокойно, без лишних эмоций передать сумбурный Варькин рассказ о подозрительных делах, происходящих в семействе Валерии Троепольской. Морально она была готова к тому, что Уля не поверит глупым Варькиным бредням и прервет ее в самом начале, однако на другом конце провода царила гробовая тишина, и только когда Леля поведала о том, что соседки обнаружили бездыханное тело девушки, доктор Караваева взволнованно воскликнула:

— Что с Лерой, она жива?!

— Жива, жива, не волнуйся, — поспешила успокоить ее Леля, — это был обыкновенный обморок.

— Ясно. Надеюсь, дежурного врача они вызвали?

— Нет.

— Почему? Это надо было сделать немедленно!

— Видишь ли, — слегка замялась Ольга, — Варвара считает, что у Лериной мачехи в больнице может быть сообщник.

— Кто?!

— Ну, сообщник, человек, который помогает Алле избавиться от ненавистной падчерицы.

— Господи, какая непростительная глупость, — раздраженно бросила в трубку Ульяна. — А что они будут делать, если у Леры случится еще один приступ?!

— Не знаю, — растерянно пробормотала Леля, — об этом они как-то не подумали, но я сейчас же позвоню Варваре…

— Стоп, — перебила собеседницу Ульяна, — не надо никому звонить, я сама выезжаю в больницу и на месте разберусь со всем происходящим.

Выходя из подъезда и щурясь на яркое, не по-сентябрьски теплое солнце, Ульяна недовольно поморщилась: «И что за пациентки подобрались в восьмой палате, не пациентки, а сплошное наказание. У одной — невесть куда пропавший ребенок, у другой — мачеха-отравительница, а третья… третья вообще страдает манией преследования и, похоже, скоро начнет скрываться от собственной тени! И нет мне от них покоя ни днем, ни ночью, ни в выходной день. Такими темпами я скоро тоже переселюсь в больницу и буду ночевать в ординаторской, на старом продавленном диванчике!» Последняя мысль неожиданно очень понравилась Ульяне, в глазах ее загорелся лукавый огонек, от былого раздражения не осталось и следа. Быстрым уверенным шагом она направилась в сторону метро — после той злополучной ночи Уля стала отдавать предпочтение именно этому виду транспорта.

Нейман бросил машину на парковке у самого входа в Тропаревский парк, и хотя до санатория (а он называл это место именно так) вела ровная заасфальтированная дорога, Борис решил пройтись немного пешком. В последнее время он совсем забросил тренировки и даже набрал пару лишних килограммов, но главное, ему вдруг остро захотелось побыть среди людей, не несчастных, измученных болью пациентов и их вечно озабоченных родственников, не подобострастных, заглядывающих в глаза подчиненных и угрюмых, серьезных коллег, а обычных, здоровых людей, просто вышедших на прогулку в этот солнечный сентябрьский день. Сбежав от городской суеты и нервотрепки, люди наслаждались тишиной, и лица у них были спокойные и безмятежные. Мимо Бориса неторопливо вышагивали степенные пожилые пары, обнявшись, проносились юные влюбленные, с шумом и гомоном сновали непоседливые малыши. Среди них Нейману было хорошо и уютно, словно ненадолго он стал их частью, одним из них, таким же радостным, беззаботным, а главное — не одиноким.

День выдался на удивление теплым и ясным. Скинув пиджак, Нейман неторопливо брел по центральной аллее Тропаревского парка, от которой в разные стороны разбегалось множество извилистых тропинок. Он легко мог свернуть на одну из таких тайных троп и сократить свой путь почти вдвое, но умышленно шел самым длинным путем, стараясь оттянуть момент важного разговора. Наконец вдали показался зеленый забор санатория. Борис обреченно вздохнул и ускорил шаг.

Поравнявшись с постом охраны, он привычным жестом полез за пропуском, но узнавший его охранник уже открывал калитку.

— Проходите, Борис Францевич, к чему эти церемонии, мы вас и без пропуска прекрасно знаем.

— Порядок есть порядок. — Приветливо кивнув охраннику, Нейман ступил на ухоженную, утопающую в зелени территорию. — Он един для всех, но за то, что узнали, спасибо. Кстати, Василий, — имя услужливого охранника Борис прочел на фирменном бейджике, — Анатолий Григорьевич у себя?

— Конечно, у себя. — Вася расплылся в довольной улыбке. — Шеф раньше пяти никогда не уезжает, будь то суббота, воскресенье или даже праздничный день.

— Молодчина, верен своим привычкам! — удовлетворенно хмыкнул Борис и направился к центральному подъезду современного трехэтажного здания, где на втором этаже располагался кабинет его учителя и друга Анатолия Григорьевича Лысачева. После всех перипетий, произошедших с Нейманом за последние несколько лет, он остался единственным человеком, которому Борис действительно доверял и кому в трудный момент мог излить душу.