Фабио Джеда - И в море водятся крокодилы

Суфи встретил меня на автовокзале. За эти месяцы мы оба (он все же больше) выросли, и теперь долго оглядывали толпу, прежде чем узнали друг друга.

Мы обнялись.

Я прожил в Куме неделю, тайком ночуя на фабрике. Мы гуляли по городу и играли в футбол с другими афганскими мальчишками. Там было действительно замечательно, но я пока не решился сменить место жительства, уехать оттуда, где мне хотелось бы остаться навсегда. Поэтому на исходе недели я начал скучать по работе и вернулся в Бахарестан.

Как раз вовремя, чтобы меня депортировали на родину.

Все произошло в один день. Мы работали. Я собирался приготовить штукатурку, смешивал известь с цементом и не смотрел по сторонам, только в бадью и в себя — со мной такое часто бывает, я ухожу в себя. Помню только шум подъезжающих машин: я тогда подумал, что это поставщики — их прораб ждал.

В Иране часто дома стоят вплотную друг к другу, а между ними располагается небольшая площадь, и с этой площади всего два выхода. С учетом этого полиция и поставила машины. Стратегически грамотно — полицейские всегда большие стратеги — две машины и фургон заблокировали один выход, а агенты пешком обогнули дома и перекрыли другой вход.

Сбежать нереально. Никто и не пытался. У кого в руках были кирпичи и мастерки, отложили их; кто сидел на корточках и соединял электрические провода, положил их на землю и встал; кто забивал гвозди и все еще держал в руке молоток, а во рту — гвозди, чтобы не нагибаться постоянно к коробке, бросил молоток, снял перчатки, выплюнул гвозди на песок (просто выплюнул, и все) и без лишних слов пошел за полицейскими. Ни единого возгласа недовольства.

Телизия. Санг-Сафид.

Когда я увидел рассредоточившихся по стройке, орущих полицейских с оружием в руках, я сразу об этом подумал.

Телизия. Санг-Сафид.

Я вспомнил двух сумасшедших, которых я встретил в Афганистане.

Один из полицейских приказал мне все бросить и идти за ним. Они построили нас в центре площади, а затем понемногу начали выпускать в заблокированный машинами выход, и по мере того, как мы выходили, они загружали нас в фургон.

Они выдернули дядю Хамида, и я испугался, как бы они не стали мучить его на глазах у всех, просто чтобы показать, что они способны сделать это, если захотят. Но они просто ему сказали: «Иди принеси деньги».

Дядя Хамид пересек двор и зашел в «дом», мы молча ждали. Он вернулся, неся конверт с деньгами, которых хватало для нашего возвращения в Афганистан. Это потому, что в Иране, когда тебя депортируют, ты сам должен платить за возвращение домой. Не будет же платить за это государство. Если тебя поймали в группе, как произошло с нами в тот день, тебе повезло: полиция освобождает одного из группы и велит ему принести деньги для оплаты депортации всех. Если же тебя поймали одного и у тебя нет возможности оплатить дорогу до границы, тогда тебе приходится по-настоящему плохо: ты остаешься в центре временного пребывания и деньги на дорогу зарабатываешь рабским трудом. Ты становишься рабом у полицейских в центре временного пребывания: тебя заставляют вычищать грязь — я говорю сейчас о самом грязном месте в мире, мне говорили, это место, где даже воздух — это грязь Земли, где даже таракан не захотел бы жить.

Если ты не заплатишь, есть вероятность, что центр временного пребывания станет твоим домом.

В тот день мы заплатили. И даже больше, чем следовало. Дядя Хамид уже потом, в фургоне, сообщил мне, что, когда он пошел собирать деньги, он обнаружил двоих наших, спокойно готовивших обед и ничего не заметивших. Он попросил их остаться там и последить за нашими вещами до тех пор, пока мы не вернемся.

Если только нас не отвезут в Телизию. Или в Санг-Сафид.

К счастью, нас отвезли в другое место.

В лагере нас обрили наголо. Чтобы мы почувствовали себя голыми. И чтобы потом таким образом люди поняли, что мы нелегально находились в Иране и были депортированы. Сбривая нам волосы, они смеялись. Они смеялись, а мы стояли сбившись в кучу, как овцы. Чтобы не заплакать, я пристально смотрел на пряди волос, копившиеся на полу: они так странно выглядят, когда не на голове.

Потом они затолкали нас в грузовик, и машина рванула с места. Казалось, водитель нарочно ищет выбоины в дороге, потому что попадать в них так часто, если только не делать это специально, почти невозможно. Я подумал, что так, наверное, всегда обращаются с депортированными, и сказал об этом остальным, но никто не засмеялся.

В какой-то момент полицейские приказали нам выходить, потому что мы приехали. Если бы у них был самосвал для перевозки песка, они бы с удовольствием нас в него затолкали, а потом из него вывалили, чтобы мы катились как можно дальше. Но они только несколько раз наугад ударили кого-то дубинками.

Герат. Афганистан. Ближайший к границе населенный пункт между Ираном и Афганистаном. Каждый старается побыстрее договориться о возвращении обратно, благо это не проблема. Герат полон перевозчиков, только и ждущих депортированных. Между последним пинком полицейских и отъездом обратно в Иран времени почти нет.

Если с собой у тебя денег нет, заплатишь позже. Они знают: хотя бы недолго проработав в Иране, ты наверняка накопил и припрятал деньги в каком-нибудь тайнике или можешь занять их у кого-то, причем без риска попасть в долговую яму на долгих четыре месяца, как случилось со мной и Суфи. Это они знают точно.

Чтобы попасть обратно в Иран, мы снова воспользовались фургоном «тойота». Но на этот раз поездка была опаснее, потому что мы ехали той дорогой, по которой контрабандисты перевозят свои запрещенные товары. В том числе наркотики. И в «тойоте» они тоже были. В Иране тех, кого ловят с килограммом опиума или больше, вешают. Разумеется, многие полицейские на границе подкуплены, и, к счастью, они тебя запросто пропускают, если ты им заплатишь, но если ты встретишь какого-нибудь серьезного (а таких там встречается довольно много), короче, считай, ты пропал.

В тот раз нам повезло. Мы вернулись в Бахарестан.

Я сразу же отправился на стройку искать дядю Хамида, но он еще не успел вернуться. Мои деньги лежали на месте, в тайнике. Двое оставшихся рабочих присматривали за нашими вещами. Но с этого дня все переменилось. Ходили слухи, что в Исфахане теперь небезопасно, и в Бахарестане тоже, что полиция получила приказ депортировать всех. В общем, я позвонил Суфи в Кум, на его фабрику, и он мне сообщил, что там все тихо.

Вот я и решил отправиться к нему. Дождался, когда вернется дядя Хамид, чтобы попрощаться с ним, собрал свои вещи и пошел на автовокзал.

— Как можно так резко изменить жизнь, Энайат? За одно утро. Раз — и попрощался.

— Меняешь — и все, Фабио.

— Однажды я читал, что желание эмигрировать рождается из необходимости дышать.