Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Затем камера показала крупным планом весьма мясистого водселя в обтягивающей цветастой футболке. Он натянул большими пальцами верхнюю губу себе на нос, продемонстрировав слово «БРИТАНСКИЙ», вытатуированное на влажной алой десне над желтоватыми зубами. Затем он обнажил нижнюю десну, на которой было написано «БУЛЬДОГ».

Иссерли переключила канал. Там водсель-самка с грудью, почти такой же большой, как у Иссерли, истерически визжала, закрыв руками лицо, а к ней приближалась какая-то никогда ранее Иссерли не виденная тварь, напоминавшая гигантское насекомое с клешнями как у краба, которое неуклюже передвигалось на двух задних лапах. Появившийся в кадре водсель-самец выстрелил в тварь из пластмассового пистолета чем-то похожим на луч света.

«Насколько я помню, я просил тебя не покидать остальных», – рявкнул самец на самку, в то время как насекомая тварь корчилась на земле в предсмертной агонии. Ее предсмертные крики, еле слышные за жутким музыкальным сопровождением, неприятно напоминали человеческие стоны сексуального удовлетворения.

Иссерли выключила телевизор. Немного проснувшись, она вспомнила о том, что следовало помнить с самого начала – а именно: не стоит и пытаться познавать реальность при помощи телевидения. Так можно только запутаться.

Раньше телевидение было для нее замечательным учителем, неиссякающим источником информации, к которому она могла припасть в любой момент, когда была в состоянии сделать этой даже когда не была. В отличие от библиотеки, которую Эссуис собрал для ее обучения, светящийся ящик, стоявший в камине, неустанно что-то говорил, независимо от того, слушали его или нет, и с ним не было нужды прерываться, чтобы перевернуть страницу. За долгие месяцы обучения чтению Иссерли так и не смогла одолеть больше, чем несколько параграфов «Всемирной истории» У.-Н. Уича, MC, ЧАО, МИ [3] Мирового судьи, члена «Архивного общества», магистра искусств. (даже устрашающе подробная сельскохозяйственная брошюра под названием «Как выбрать правильный ротоватор» [4] Сельскохозяйственная машина (плуг с почвенными фрезами) выматывала ее не столь сильно), но достаточно было пару недель посмотреть телевизор, чтобы тебе преподнесли как на ладони все основы психологии вод-селей.

Но как это ни странно, довольно давно наступил такой момент, когда телевидение больше не способно было сообщить ей ничего нового. Оно дало Иссерли все, что могло, и вновь превратилось в источник непонятной пустой болтовни.

Тем не менее Иссерли по-прежнему хотелось знать, какой сегодня день недели и сколько времени осталось до восхода солнца. Она решила, что, как только ее тело окончательно проснется, она выйдет наружу и попытается выяснить этот вопрос самостоятельно. А впрочем, зачем вообще ждать? Она может закончить свои упражнения на пляже под покровом тьмы, к тому же у нее было сильное подозрение, что сейчас все-таки раннее утро. Утро понедельника.

Иссерли постепенно пришла в себя.

Держась за перила, она спустилась в ванную комнату. Спальня и ванная были единственными комнатами в коттедже, которые она хорошо знала, – остальные помещения представляли для нее сущую загадку. Но в ванной она могла двигаться с закрытыми глазами. Она ходила туда в темноте бесчисленное количество раз – практически каждое утро в зимние месяцы.

Иссерли вошла в ванную. Подошвы ее ног ощутили переход от деревянного пола к полусгнившему линолеуму. Без особого труда она нащупала все, что ей было нужно. Ванна, краны, шампунь, хлынувшая острыми струйками вода из душа: все эти вещи оказались на своих привычных местах, словно ждали ее. Больше им ждать было, впрочем, некого.

Иссерли тщательно вымылась под душем, уделяя особое внимание тем шрамам и непривычным, странным впадинам, что отличались тревожащим отсутствием чувствительности. Именно в этих местах могла затаиться инфекция, и раны там никогда не зажили бы, разойдись вдруг швы. Руки Иссерли размазывали пену по коже. Обильные пузырящиеся массы взбитой смеси воды и моющего средства в темноте казались ей даже более объемистыми, чем были на самом деле. Иссерли представляла себя окутанной и завернутой в пену, словно в белые облака, будто в те радужные холмики пены от химических отходов, которые иногда волны выбрасывали на аблахский пляж.

Увлекшись этими картинами, она слегка забылась, медленно поворачиваясь из стороны в сторону под теплыми струями воды. Продолжая намыливаться скользкими от пены руками, она пыталась придать их движениям размеренный ритм и определенную последовательность. Глаза сами собой закрылись.

И только когда Иссерли поняла, что пальцы ее руки настойчиво шарят у нее между бедрами, пытаясь отыскать то, чего там больше не было, она очнулась от своего забытья и поспешно смыла с себя пену.

Одетая словно на работу, Иссерли шла по аллее, обрамленной деревьями, направляясь к морю. Замерзшая грязь хрустела у нее под ботинками, пар клубился в стылом воздухе над влажными волосами. Она осторожно двигалась в полумраке, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, расставив руки слегка в стороны, чтобы в случае необходимости удержать равновесие. Затем Иссерли внезапно остановилась, обернулась и выждала некоторое время, чтобы пар от ее дыхания рассеялся и она смогла понять, насколько далеко удалилась от дома. Силуэт коттеджа неясно вырисовывался на фоне ночного неба; два окна на втором этаже отражали лунный свет, словно глаза совы. Иссерли повернулась лицом к морскому берегу и продолжила свой путь.

Когда аллея закончилась, пространство вокруг развернулось во всю ширь и сразу аблахская ферма предстала перед ней вся целиком. Иссерли пошла дальше по длинной, заросшей травой меже, протянувшейся между картофельным и ячменным полями. Отсюда уже было видно море, и шум прибоя стал слышен настолько ясно, что казалось, раздавался сразу со всех сторон.

Луна висела низко над водой, и бесчисленные крохотные звездочки сияли откуда-то из удаленных и темных уголков вселенной: судя по всему, было что-то около трех часов утра.

Где-то в коровнике мужчины, скорее всего, заканчивали погрузку. И это не могло не радовать. Чем скорее они загрузят корабль, тем быстрее он стартует. И тогда Амлис Весс уберется восвояси. С каким облегчением она вздохнет тогда!

Иссерли набрала в легкие побольше воздуха, предвкушая этот момент, представляя себе, как Амлиса Весса выпроваживают с фермы. Мужчины подтолкнут его к трюму, и он неторопливо и надменно ступит на трап, выставляя напоказ свое холеное, ухоженное тело, высоко держа голову с видом презирающего весь мир подростка. Скорее всего, перед тем как окончательно скрыться в трюме, он на миг обернется и наградит презрительным взглядом всех присутствующих, и тогда его янтарные глаза сверкнут из густого угольно-черного меха. А затем он улетит. Улетит.