Валерий Мухачев - Сын предателя

Такой оборот для начальника лагеря был обескураживающим. Лубин Ф.И. и Любин Ф.И. были с разницей в одну букву и, наверно, поэтому в памяти зэка было мало изъяна. Но теперь было уже ясно, почему произошла такая смена в памяти Лубина. Лубин был лейтенантом войск НКВД, а Любин - сержант той же воинской части. Оба пропали без вести в начале войны. В первые месяцы войны гибли и стрелковые части, и войска НКВД, попадая в окружение с одинаковым успехом.

Но Лубин помнил не свою фамилию упорно, и это наводило на весьма серьёзные подозрения.

Стук в окно в тёмное время суток заставил Прасковью вздрогнуть всем телом. Привычная к поздним гостям, она всё-равно всякий раз вздрагивала. Занимавшаяся постоянно каким-нибудь запретным поиском дополнительного заработка, который входил в число нетрудовых доходов, осторожно подошла к окну.

Свет от лампочки, висевшей за её спиной под потолком, едва обозначил сине-красный цвет

фуражки военного, но крупная ладонь нетерпеливо забарабанила уже властно по двухмиллиметровому стеклу, грозя разбить его вдребезги. И хотя уже был пятьдесят четвёртый год, не такой жуткий, как при Сталине, страх неизбывной занозой сидел в какой-то части её мозга.

Она заметалась по избе, пытаясь одним своим зрячим глазом обнаружить что-нибудь порочащее её. Стук напугал и обоих её сыновей. Милиционер ввалился в дверь с грубыми возгласами, сразу достал револьвер и, махая им у носа Прасковьи, стал кричать, что все распустились, надеясь развалить СССР.

-Смотри, кто это? - продолжая держать в правой руке револьвер, милиционер левой тыкал фотокарточкой в лицо Прасковье. Она пятилась назад, стараясь отдалить фото подальше от своего носа, чтобы в слабом освещении разглядеть лицо. Милиционер, явно выпивший до этого изрядно, храбро двигался следом, поднял руку с грозной игрушкой вверх и вдруг выстрелил. Пуля пролетела у уха Прасковьи, впилась в потолок, оставив в нём жуткий шрам.

Дядя Лёша, лежавший на кровати в позе парализованного, поднял голову, упёрся взглядом в милиционера и в этом положении замер.

-Кто это? - почти шёпотом спросил он Прасковью. Вопрос, до смешного нелепый, отрезвил милиционера. Он спрятал оружие, бормоча неожиданно извинения:

-Извиняюсь, не поставил на предохранитель.

Но Прасковья, вздрогнувшая при стуке в стекло с улицы, выстрела испугалась меньше и успела разглядеть лицо мужа.

Она потащила ставшего послушным милиционера на кухню.

-Я замужем. Мужа моего вы видели. С ним я живу по рекомендации НКВД, ну и по любви тоже.

Детям я сказала, что их отец погиб, пропал без вести. Что я сейчас-то должна делать? Что? Он там где-то прохлаждался, а сейчас объявился? А как быть с пенсией на детей? И я не верю, что этот человек - мой муж! Не помнит ничего, значит - не он! А если выдаёт себя за моего мужа, то с какой целью? Ничего не знаю! Не он и всё!

-Да ладно, - понятливо поддакнул милиционер, - нам только нужно выяснить его личность. А с осуждённым на десять лет вы автоматически считаетесь разведенной. Завтра вы зайдёте в Азинский отдел милиции и напишете подтверждение или как считаете нужным

Невероятное везение перед переходом к другому хозяину ожидало Николая Фёдоровича. Проявив активность в общении с американским пастырем, он "подарил" ему пейзаж за скромную сумму. Эту скромную сумму он положил в Банк на три месяца. Так тогда многие делали, сражаясь с чудовищной инфляцией, подаренной России Ельциным. Ну, да сказка не о том.

Через три месяца увеличенную сумму Николай Фёдорович выложил в окошко "МММ", возле которого, как у центрального входа в театр, пришлось отстоять приличную очередь среди тех, кто стремился закопать в землю три золотых сольдо, чтобы выросло дерево с плодами из золота.

То ли свыше кто подсказал ему день и час, то ли опыт был накоплен, успел Николай Фёдорович выудить в последние секунды миллион рублей из заветного окошка! А через несколько часов "МММ" лопнул! Или кто-то распорядился выдать ему деньги или пришёл он в тот момент, когда сообщение ещё не было получено по факсу в этом окошке.

Наполнив до верха пакет бумажной "капустой", которую он и считать у окошка не стал, помчался он дальше пытать своё счастье в другом сомнительном заведении.

О, это время баснословных накоплений и баснословных потерь в одно мгновенье! Россия, как необъезженный конь, избавившись от пятнадцати Республик, сорвалась в галоп, не разбирая дороги во главе с вечно пьяным кучером!

Народ зажмурил глаза в восторге от скорости, а дрессировщик-правительство с разинутым ртом мог только наблюдать эту гонку, не в силах приступить к своим обязанностям.

Проценты небывалого размаха превратили обывателя в кролика, которого бизнесмен в образе удава заглатывал без сопротивления, обогащаясь без опасности быть уличённым в криминале.

Все эти пириамиды, выдающие заманчивые проценты до определённого часа, помогали осуществиться мечте накопить и купить.

Увы, копили единицы, а теряли миллионы.

Деньги, накопленные в одночасье, заплыли в виде килограммов бумаги в Ломбард, а вынырнули в виде огромной партии китайского ширпотреба. Теперь следовало этим торговать, возвращая вместо миллиона десятки тысяч.

Что делать, творческая душа Николая Фёдоровича, привыкшего в бригаде столяров к необходимости таскать тяжёлое отчество, не могла так просто успокоиться. На половину зарплаты копились красивенькие акции самых коварных ООО. Тем более, что зарплата у Николая Фёдоровича была, как у всех столяров в бригаде, а потому не маленькой. Эти акции остались памятью о небывалой глупости не только Николая Фёдоровича, но и всего Российского народа.

Николая Фёдоровича пригрел-таки один из Банков, позволив ему распоряжаться прилегающей частью улицы. Работа не пыльная зимой и не снежная летом оплачивалась первые годы скудно. Но в бригаде столяров Николай Фёдорович почувствовал, что скорость его не та, поэтому во-время дал задний ход.

Мести, конечно, улицу с высшим образованием было легче, чем орать в школе на дурно воспитанных учеников.

Работа в бригаде вспоминалась, как дурной сон. Работа на прилегающей к Банку части улицы напряжения мозгов не требовала, поэтому мозг постепенно очищался от дурных знаний, полученных во время работы у пилорамы, рейсмуса и прочих сложных инструментов в виде ножовки, рубанка и дрели.

Когда Николай Фёдорович, как мустанг прерий, взбунтовался, написав заявление на расчёт, бригадир подитожил:

-Смотри, папик, не продешеви!

Николай Фёдорович случайно узнал, что означает это милое "папик", хотел от этого прозвища избавиться немедленно. Бригадир даже не догадался, что назови он его совсем другим словом, Николай Фёдорович и не стал бы брыкаться.