Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Дорлигу было около тридцати лет, но он все еще ходил холостым. Во всей округе слыл он прекрасным и непревзойденным арканщиком. Дорлиг объезживал самых диких, самых свирепых лошадей. Нямжав слышала, что у него не было ни кола ни двора, не было и родных.

Прошлым летом как-то у Балдана собралось много народу из ближних и дальних аилов. Во время пиршества Дорлиг похвастался, что может заарканить самого «Рыжего» — необъезженного молодого жеребца из косяка, принадлежавшего Балдану. Спины Рыжего еще не касался никто. Только ветер. Узды он не знал и слыл самым вольным, самым диким конем во всей округе.

Никому даже в голову не приходило поймать и взнуздать его. Дорлиг пошел на риск, чтобы добиться расположения Нямжав. Балдан не препятствовал: ему тоже хотелось посмотреть Дорлига в деле. Парни, подогретые архи [85] Архи — водка, молочная водка. и кумысом, повскакали на коней, быстро собрали табун Балдана и пригнали его на лужайку перед юртами. Когда Дорлиг сел на свою неказистую гнедую кобылу — даже иноходца ни у кого не попросил, гордец! — и взял из рук мальчика-табунщика укрюк [86] Укрюк — длинный шест с петлей на конце для ловли лошадей. , раздались смешки.

Между тем Дорлиг спокойно подъехал к сбившемуся в кучу табуну, в середине которого стоял Рыжий, и вскинул укрюк... Рыжий рванулся с места и, рассекая табун, стрелой помчался в степь. Дорлиг, яростно нахлестывая кобылицу, следовал за ним. Кто бы мог подумать, что гнедая такая резвая лошадка. Она быстро догнала Рыжего и теперь шла с ним бок о бок. Люди помчались вслед, кричали Дорлигу, чтобы он кидал аркан, что, мол, сейчас самое время... Однако Дорлиг не спешил. Его лошадка словно прилипла к Рыжему, не отпускала его ни на шаг. Наконец Дорлиг бросил укрюк и ловко поймал Рыжего в петлю. Резко потянув укрюк на себя, он вздернул жеребца на дыбы. Гнедая присела, закружилась на месте. Дорлиг то крепко натягивал аркан, то несколько отпускал его. Рыжий вставал на дыбы, приседал, брыкался. Но все было напрасно. К нему уже спешили пятеро молодцов с уздечкой. Одни схватили коня за уши, другие — за гриву и после долгой возни сумели взнуздать коня. Дорлиг спустился со своей гнедой, осторожно освободил петлю и, вытащив из-за голенища длинную белую трубку, раскурил ее. Все наперебой расхваливали его мастерство, некоторые просили продать гнедую кобылу. Рыжего между тем крепко держали под уздцы.

Раздувая ноздри, он тяжело дышал, пот градом катился у него со лба.

Дорлиг докурил трубку, снял с гнедой седло и пошел к Рыжему.

— Будь осторожен! Рыжий коварен и дик! — предупредил его Балдан.

Дорлиг молча оседлал Рыжего и вскочил в седло. Парни, державшие Рыжего под уздцы, разбежались. Несколько мгновений Рыжий стоял не шелохнувшись. Он словно осмысливал, что произошло. Затем, как бы поняв, что на нем человек, вдруг резко встал на дыбы. Потом взбрыкнул задними ногами и пошел, и пошел прыгать и скакать, стремясь сбросить Дорлига на землю. Но не тут-то было. Дорлиг сидел в седле, как влитый, его ноги крепко прижали бока коня, а кнут несколько раз хорошенько прошелся по его крупу.

Тогда Рыжий вдруг вытянул шею и, словно спущенная с тетивы стрела, помчался вперед. Гости вернулись к столу. Только к вечеру к ним присоединился Дорлиг. Рыжий был укрощен.

В ту же ночь Дорлиг попытался овладеть Нямжав. И хотя после укрощения Рыжего только о нем и говорили повсюду, хотя Балдан всячески старался приблизить его к Нямжав, с той самой ночи он стал ей ненавистен. Даже во сне она вскрикивала от ужаса, когда ей виделся его бугристый красный нос. А наяву она попросту убегала от него, как от дикого волка. Приемные родители и ругали ее, и уговаривали. Но все было напрасно. Тогда они решили отдать Нямжав Дорлигу силой, вопреки ее воле. Они уже стали готовить юрту и все прочее для молодых...

...Сзади фыркнула лошадь. Нямжав обернулась и увидела, как с коня спешился какой-то человек. «Кажется, это не Творожный Нос!» —с облегчением вздохнула Нямжав. Внимательно приглядевшись, она узнала сомонного даргу [87] Сомонный дарга — председатель Исполнительного управления Хурала депутатов трудящихся сомона (района). Сонома.

Ведя коня на поводу, Соном подошел к ней.

— Здравствуй, дочка, как дела? Как овцы пасутся? — приветствовал ее Соном.

— Спасибо! Все хорошо! — ответила Нямжав. Она села на землю, прикрыв ноги подолом тэрлика.

Соном подсел к ней, достал трубку и, набив ее табаком, закурил.

— Такое впечатление, что у вас дома большой праздник? — сказал Соном.

— Вы заезжали к нам?

— Заезжал. Народу полно, почти все пьяные — дым коромыслом.

Соном вновь внимательно посмотрел на Нямжав. На душе у нее стало тревожно. Нямжав сорвала травинку и стала мять стебелек.

— Тебе сколько лет?

— В этом году восемнадцать исполнилось.

Соном задумался, сделал несколько глубоких затяжек...

— Советские братья проливают кровь на войне, а тут некоторые водку пьют и пиры закатывают. Нехорошо как-то, — сказал Соном, вынув изо рта трубку.

«К чему это он говорит?» —забеспокоилась Нямжав и пристально посмотрела ему в глаза. Однако бронзовое широкое лицо дарги ничего не выражало. Нямжав вспомнила собрание аратов своего бага в начале лета, как выступал на нем Соном, его слова о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Тогда она сразу и не поняла, как ужасна война. Потом Соном выступал еще и еще раз, говорил, что должны делать араты для скорейшей победы над общим врагом...

«Ведь война еще не кончилась, — подумала Нямжав. — Вот он и волнуется».

— Я давно собирался с тобой встретиться и поговорить, — продолжал Соном. — Да все дела и дела — никак не мог выбраться. А теперь узнал, что ты здесь, на пастбище. Вот и приехал.

Нямжав вскинула на него удивленные глаза: о чем это дарга собирается говорить с ней?

Соном прокашлялся, снова набил трубку.

— Нам в управлении известно, что ты живешь нехорошо, что твоя жизнь складывается неважно. Вместе с твоим родным отцом я боролся за народную власть. Вместе мы сражались с врагами, вместе потом руководили сомоном. Поэтому я в ответе за твою судьбу. Конечно, ты сыта. И крыша у тебя над головой есть. Однако, по существу, ты всего лишь батрачка у Балдана.

Нямжав в свои восемнадцать лет продолжала называть Балдана отцом. Его жену Хорло она звала мамой. Работая от зари до зари, она искренне считала, что трудится для себя, для родины, для своих родителей. Не думала Нямжав, что она всего лишь батрачка в богатом аиле. Батрачка! Это слово, да еще из уст большого начальника, повергло ее в смятение.

— Вы правду говорите, да?

Нямжав отвернулась от Сонома: слезы побежали по ее щекам.