Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Большая, умная машина накручивала шерсть на свои шестеренки, потом подавала ее на зубчатые гребни, вычесывала и наматывала на толстые барабаны, затем шерсть снова промывалась и шла на сортировку. После этого ее еще раз отмачивали и, наконец, сушили. Круглые сутки, все двадцать четыре часа, ни на секунду не останавливаясь, не переводя дыхания, работала машина.

Работницы шерстомойного цеха привыкли к машине. Хорошо знали ее. Если в машине был избыток сырья — она начинала клокотать, как будто хотела проглотить шерсть залпом и поперхнулась, и, наоборот, когда машине не хватало шерсти, она хлопала, как бы просила добавить корма...

В раздевалке к Нямжав подошел мастер цеха Очир — мужчина лет сорока, с острым взглядом.

— Ну, что там с этой, твоей... нахлебницей? — спросил он недобро.

«Нахлебница — это Норжма, конечно», — решила Нямжав.

— Больна она. Встать с постели не может — лежит, — не выдала подругу Нямжав.

— Тогда надо врача вызвать! — сказал Очир и ушел по своим делам.

У Нямжав отлегло от сердца: мастер, кажется, ничего не заподозрил. И она молодец — сказала так, как попросила подруга. «А вранье ли это, хорошо это или плохо — там видно будет». Нямжав поспешила в цех. Грузчики уже тащили туда мешки с шерстью.

— Это все овечья шерсть, грязная и длинная, — сказал кто-то из них.

— Эй, девчата, пошевеливайтесь! — крикнул другой грузчик. — А то машина остановится!

В одном из углов огромного цеха громоздилась гора шерсти: ее доставляли сюда на тележках в мешках и сваливали в кучу, очень тускло светилась огромная лампа, подвешенная к потолку, порой даже трудно было дышать от поднимавшихся испарений.

Нямжав принялась за очистку шерсти: мусор она бросила в огромный мешок из дерюги. Потом работницы сортировочного цеха должны были разобрать шерсть по сортам, погрузить мешки и отвезти к шерстомойной машине. Девушки работали быстро и сноровисто, однако гора шерсти почти не уменьшалась.

Осенью, когда Нямжав впервые пришла сюда, ее поставили ученицей к Ханде — опытной сортировщице. Через месяц Нямжав научилась отличать хорошую шерсть от брака, сортировать и нумеровать ее. Для нее, привыкшей сызмальства к тяжелой работе, труд на фабрике не был тяжел. Однако в быстроте и сноровке она иногда все еще уступала своим напарницам.

Кроме того, Нямжав старалась сортировать шерсть как можно тщательнее, и на это уходило много времени.

Несколько раз она слышала, как мастер Очир отчитывал работниц, которые то ли в спешке, то ли по небрежности допускали брак в работе: путали сорта или закладывали в машину плохо очищенную шерсть. Нямжав очень боялась, что нечто подобное может случиться и с ней, и потому сортировала шерсть особенно старательно.

Когда она доставила свой первый за этот день мешок к шерстомойной машине, работавший на погрузке уже немолодой мужчина зло бросил:

— Что ты еле ноги волочишь? Другие уже три мешка принесли, а ты еле-еле один...

Этого рабочего звали Дорж. Нямжав считала его злым и скверным человеком. К тому были основания: Дорж всегда придирался к сортировщицам, не упускал случая съехидничать. Рабочие прозвали его «Мешалкой».

Вернувшись на свое место, Нямжав взяла несколько охапок шерсти и принялась ее сортировать. Однако дело двигалось не так быстро, как хотелось: шерсть была очень грязной. В ней попадались комья земли и даже небольшие камушки. Приходилось долго трясти шерсть, отсеивать мусор. Нямжав работала очень усердно, даже взмокла от напряжения, по лицу побежали струйки пота.

Но всякий раз, когда она доставляла шерсть к Мешалке Доржу, тот неизменно обзывал ее лентяйкой. В конце концов Нямжав разозлилась: что для него тщательная очистка и сортировка, ему лишь бы мешки быстрее тащили к машине. Она так и сделала — быстро наполнила мешок и потащила его Доржу. Тот удивленно посмотрел на нее, — уж больно скоро она на этот раз возвратилась, — однако, ничего не сказав, взял мешок и высыпал шерсть в машину, потом вдруг улыбнулся во весь рот и, смахивая пот с раскрасневшегося, лоснящегося лица, сказал:

— А все-таки ты бездельница! Только когда нажмешь на тебя, тогда и работаешь!

У Нямжав екнуло сердце: а вдруг сейчас машина станет из-за того, что она плохо очистила шерсть?

Она пошла к себе, поминутно оборачиваясь, однако назад ее никто не позвал.

В двенадцать часов прогудел гудок на обед. Сортировщицы пошли в душевую смыть грязь с лица и рук. В это время прибежал рассыльный. Он объявил, что всем следует срочно собраться у шерстомойной машины.

Когда подошли сортировщицы, там уже было полно народу, — собрались ремонтники, мастера, наладчики, машинисты, грузчики. Пришел директор фабрики и с ним незнакомый мужчина.

— Товарищи рабочие! — сказал он. — Вы все, конечно, знаете из сообщений Советского информбюро, что героическая Красная Армия разгромила сильную группировку немецко-фашистских войск под Москвой. Развивая наступление, советские солдаты освобождают от врага свою землю. Наш народ, — продолжал директор, — непосредственно участвует в священной борьбе против фашистской Германии, смертельного врага всего человечества. По всей нашей стране идет движение за оказание помощи доблестной Красной Армии. Обо всем этом вам, дорогие товарищи, сейчас подробно расскажет сотрудник горкома партии.

Мужчина, стоявший рядом с директором, сделал шаг вперед.

— Героическая Красная Армия, — начал он, — не только преградила фашистским полчищам путь к Москве, не только остановила врага на подступах к родной столице. Перейдя двенадцатого декабря в наступление, Красная Армия разгромила фашистов и отбросила их от Москвы более чем на четыреста километров.

Эти слова были встречены громкими аплодисментами. Далее оратор говорил о ходе советского наступления, о зверствах и издевательствах немецких фашистов над мирным населением, о долге каждого честного человека сделать все, что в его силах, для разгрома фашизма.

Призыв оратора оказать помощь этому святому делу потонул в бурных рукоплесканиях.

— Ну, а теперь пусть люди скажут, — предложил директор, — чем они готовы оказать помощь фронту. — Достав бумагу и карандаш, он приготовился записывать.

Первым вышел мастер Очир.

— Оказать помощь героической Красной Армии, — торжественно произнес он, — долг каждого из нас. Я хочу внести для победы свою месячную зарплату, а из личного скота, что имеется у родственников в худоне, пять лошадей и пару коров. И еще золотое кольцо. Пусть мой скромный дар поможет сразить фашистов.

Все громко приветствовали Очира. Затем друг за другом брали слово другие рабочие.

После митинга до конца обеденного перерыва оставалось немного времени, и никто в столовую не пошел. Люди достали захваченные из дому на всякий случай свертки с едой и, налив воды из-под крана, приступили к еде. У Нямжав ничего не было. Она пошла было к крану попить воды, но тут ее позвал Дорж. Обернувшись, она увидела, что он пристроился у самой машины. Рядом были люди, и Нямжав постеснялась подойти. Тогда Дорж поднялся и сам подошел к ней.