Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Что-о?! — вытаращил глаза Токхо и, не помня себя от бешенства, швырнул в Минсу первое, что оказалось под рукой, — счеты.

Счеты угодили в переносицу и с треском отлетели на пол.

— Идиот! Скажите какой великодушный оказался за чужой-то счет! Из своего кармана можешь милосердствовать сколько угодно! — свирепел Токхо. Гости вступились за Минсу.

— Довольно, оставьте его в покое.

— Не-ет! Ну был бы сам голодный, потратил на себя или на что-нибудь дельное — кто бы слово сказал? А то ведь что придумал?! Бла-го-де-тель! Не возмутительно ли? Ходил, ходил, недоумок, и дороги даже не оправдал! Убирайся вон, скотина!

Токхо подскочил и пнул Минсу ногой. Не случись тут посторонних, он избил бы его до полусмерти, но сдерживал себя, опасаясь дурной огласки.

— Дело не в иене, — не унимался Токхо, — не ахти какие деньги. Но мало того, что тот мерзавец не отдает чужих денег. Так ты еще подсунул ему эти жалкие гроши! Чего ради?!

Токхо заскрежетал зубами, кинулся к Минсу, словно собираясь ударить его, но круто повернулся и вышел. Гости тоже один за другим покинули комнату.

Когда Минсу пришел в себя, в комнате никого не было. Перед глазами туман. Потрогал переносицу — онемела. Он быстро вышел и направился домой.

Минсу открыл плетеную калитку, и Сонби с матерью выбежали ему навстречу. Непрошеные слезы затуманили глаза Минсу, когда он обнял повисшую на нем Сонби. И снова увидал он перед собой четверых ребятишек. «Побывало ли у них сегодня что-нибудь во рту?» — подумал он, входя в дом.

— Что у тебя с переносицей? — тревожно спросила жена, пристально вглядываясь в лицо мужа.

— А что там такое?

Минсу провел рукой по лицу и лег. «Уж не попало ли ему от какого-нибудь негодяя или просто устал?» — терялась в догадках жена, укрывая его одеялом.

— Приготовь немного рисового отвару, — попросил Минсу.

И она поняла, что с мужем не все ладно. Ей хотелось узнать, что с ним случилось, но Минсу лег лицом к стене и закрыл глаза.

Больше он уже не вставал.

Тщетны были все старания жены — болезнь не поддавалась. Однажды она вернулась откуда-то с заплаканными глазами.

— Так это правду говорят, что хозяин в тебя счетами угодил?

— Кто сказал?

— Кто видел, те и говорят! Кто же еще!..

— Ушибся я...

— Теперь я понимаю! Он тебя ударил...

— Сказано, ушибся! Вот человек-то... — закричал Минсу слабым голосом и отвернулся.

Минсу понимал, что болезнь его не пустяковая, что ему уже не поправиться. Сколько лет, чуть не с детства, не щадя сил, гнул он спину на помещика, работал как вол и вот теперь умирает от его руки! Как же он сейчас ненавидел Токхо! Но Минсу молчал — не мог он поделиться своими думами даже с женой, опасаясь, как бы это после его смерти не отразилось на осиротевшей семье.

Вскоре Минсу не стало. Он уже не слышал, как плачет у него на груди маленькая Сонби...

Мать Сонби, — в который раз! — перебирая в памяти прошлое, не заметила, как слезы увлажнили ее щеки. Она смахнула их и еще раз посмотрела на крышу. Крыша без хозяина... Сколько раз брались за эту крышу сильные, мускулистые руки мужа!

Скрипнула калитка. Мать, думая, что это вернулась Сонби, быстро села на место, вытерла слезы и принялась плести солому.

— Куда же все подевались?

Она узнала гостью по голосу и быстро встала.

— И как это вы к нам надумали?

Синчхонка остановилась в замешательстве, а в ее распухших от слез глазах светилась улыбка.

— Работаете? — спросила она и глубоко вздохнула.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила мать Сонби гостью и провела ее в комнату. Та села у окна и стала смотреть на задний двор.

— Моя мама тоже теперь... — Она не договорила.

— У вас что-нибудь случилось?

— Я завтра, наверное, уйду к себе домой. — И слезы брызнули ручьем.

Хозяйка не знала, что и сказать, как утешить гостью. Наконец произнесла:

— Ну что вы? Зачем вы говорите так?

— Честное слово, не могу больше жить в этом доме... Так и... — Она тяжело вздохнула. — Завтра же ухожу. Что же делать, если он сам все время твердит «уходи».

— Да это он просто так говорит, под настроение...

Но гостья покачала головой и понизила голос:

— На днях господин к Каннани в дом наведывался.

Мать Сонби широко раскрыла глаза.

Прошло три года.

Уже несколько дней мать лежала прикованная к постели болями в груди, и Сонби безотлучно находилась при ней. Она перестала даже работать в усадьбе помещика.

До сих пор они все еще не могли обзавестись лампой, обходились светильником: наливали в блюдце кунжутное масло и зажигали. Пламя, выплевывая копоть, вспыхивало, поднималось кверху, а при малейшем ветерке мигало и колебалось.

Сонби показалось, что мать задремала, и она подсела к светильнику. При свете ее пылающие щеки казались еще ярче. На мгновение она задумалась о чем-то, глядя на огонек, потом медленно поднялась и прошла в глубь комнаты. Вернулась с рабочей шкатулкой, села у коптилки и принялась за шитье.

— А-ай! — застонала мать.

Сонби бросила работу и повернулась.

— Что, мама, опять больно?

Чуть приоткрыв глубоко запавшие глаза, мать попросила:

— Дай попить.

— Мама, — сказала Сонби, подойдя поближе и всматриваясь в ее лицо, — тебе нельзя так много пить воды.

— Ну дай же немного! — слабым голосом, но настойчиво потребовала та.

Сонби приподняла ей голову и поднесла к губам чашку. Мать отпила несколько глотков и опустилась на подушку.

— Дочка! — позвала она снова через некоторое время.

Сонби оставила шитье и подошла к ней.

— Видала я во сне твоего отца. Будто посадил он тебя на спину и понес куда-то. А я иду следом и спрашиваю: «Куда ты ее несешь?» Но он ничего не ответил, ушел... Что бы значил этот сон?

Сонби постаралась вспомнить лицо отца, но оно представлялось ей смутно, как в тумане. Она посмотрела на больную. Погрузившись в воспоминания, мать, должно быть, ясно видела отца. Закатив глаза, неподвижным взором уставилась она в потолок. У Сонби мороз пробежал по коже, и страшная мысль пришла ей в голову.

— Мама! — потрясла она мать, наклонилась совсем близко и потрогала лицо.

— Что ты? — Мать перевела взгляд на Сонби, сверкнув белками провалившихся глаз. Она долго глядела на дочь. Вдруг губы ее задрожали, и она всхлипнула. — Только бы тебя поскорее пристроить... Тогда бы спокойно...

Услышав эти внятно произнесенные слова, Сонби немного успокоилась.

Послышался скрип отворяемой калитки. Сонби смотрела на дверь. Дверь открылась — показался Токхо. Удивленная Сонби почтительно встала. Он остановился у двери.

— Ты все болеешь? Ну, куда это годится? — участливо произнес Токхо.

Узнав его, больная попыталась встать. Сонби подошла и стала помогать ей подняться.