Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Лежи, лежи. Чего ты... Ела она хоть что-нибудь? — обратился он к Сонби; та подняла голову и опять опустила.

— Ничего не ест.

— Нельзя так! У меня мед есть, приди-ка за ним, смешаешь с водой и попоишь. Нужно же какое-то питание.

Токхо закурил и поискал глазами, куда бы сесть.

— А это что значит? Как вы можете жить с коптилкой, в таком мраке?

Он достал кошелек, вынул и положил перед Сонби бумажку в пять иен. Сонби вздрогнула. Вдруг тихонько приотворилась дверь и заглянула Каннани — молодая жена Токхо, занявшая место изгнанной Синчхонки. Каннани стояла в дверях, не решаясь войти. Токхо сурово глянул на нее.

— Зачем явилась? Что за мерзкая привычка заглядывать в двери?! У кого это ты научилась шататься без надобности по чужим домам?

Мать и дочь молча наблюдали эту сцену и не знали, что сказать и как смягчить Токхо. Наконец мать Сонби пригласила:

— Проходи, пожалуйста.

— Нечего ей тут делать! Уходи, уходи! Что за охота у баб обивать чужие пороги? Да уйдешь ты?!

Токхо сжал кулаки, вытаращил глаза.

— Оставьте, не надо, — решительно вступилась Сонби.

Каннани вспыхнула и бросилась вон. Токхо захлопнул дверь. Указав на деньги, он сказал:

— Ну о чем ты еще раздумываешь?.. Бери скорей, спрячь. Завтра же замени эту чадилку да позови доктора. Слышишь ты меня?

Мать подтолкнула Сонби.

— Да, — ответила она.

Но взять деньги Сонби не решалась. Пока она раздумывала о том, как их потом вернуть, мать вложила бумажку в руку дочери. Теперь уже, хочешь не хочешь, пришлось взять. Она сунула деньги под одеяло.

Токхо собрался уходить.

— Так не забудь, приди завтра за медом.

— Спасибо, — ответила за Сонби мать и подтолкнула ее, показывая глазами, что нужно проводить гостя.

Сонби неохотно поднялась и проводила Токхо до калитки.

— Счастливого пути.

— Так заходи же завтра!

— Хорошо.

Едва Токхо вышел за ворота, Сонби закрыла калитку и вернулась в дом. «Что это Каннани так ворвалась? И почему казалась такой взволнованной?» — подумала она и подсела к матери.

— Мама, как ты думаешь, зачем прибегала Каннани?

Мать тоже только что думала об этом.

Каннани была единственной и любимой подругой Сонби. Но с тех пор, как она вошла в дом Токхо в качестве его второй жены, их дружба почему-то разладилась. Встречаясь по необходимости, они лишь молча глядели друг на друга. Ведь совсем недавно они были неразлучны, и вдруг в одно прекрасное утро Сонби должна была прислуживать ей как госпоже.

Матери, видимо, стало немного легче, она притихла. Сонби укрыла ее потеплее и пересела поближе к свету. Она снова принялась за шитье, но на душе отчего-то было тревожно и грустно, и дело не ладилось. Она сложила работу и рассеянно поглядела на светильник. «Купи лампу...» Оказывается, у него добрая душа, а она до сих пор не замечала этого!

— Мама! — привычно позвала она, но ответа не последовало. Слышалось лишь тихое посапывание. Мать спала. Сонби посмотрела на ее лицо без единой кровинки, подумала о деньгах, только что положенных под одеяло, и невольный вздох вырвался у нее из груди.

Чуть забрезжил рассвет, Сонби была уже на ногах. Наверное, от бессонной ночи у нее страшно болела голова. Встревоженная болезнью матери и странным появлением Токхо и Каннани, она так и не смогла уснуть.

— Мама, не согреть ли воды — вымыть тебе руки и ноги?

— Ладно, — чуть слышно ответила мать и застонала, поворачиваясь на другой бок.

Сонби подошла:

— Больно? Ты бы поспала еще.

Но мать не отвечала и только стонала. Сонби поправила одеяло и вышла. Она задумалась, снова вспомнив о том, что было сегодняшней ночью, и тихонько отворила дверь кухни. На нее пахнуло кислым запахом квашеных овощей. Она оставила дверь открытой.

Сонби налила в котел воды, затопила очаг. В это время кто-то задергал калитку. Она прислушалась: кто это пожаловал в такую рань? Заскрипела калитка.

— Кто там?

Сонби, стоя на пороге кухни, смотрела во двор. Вдруг она с изумлением отступила и побежала в комнату.

— Что случилось? — встревожилась мать.

— Какой-то детина открыл калитку и идет к нам.

Сонби подошла к матери, не отрывая глаз от двери.

«Уж не вор ли?» — промелькнуло в голове матери, и она попыталась было встать, но снова свалилась.

— Кто там, кто там? — крикнула она, собрав все силы.

— Тетя, это я.

— Я?.. Кто — я? В такую-то рань...

Мать хотела по голосу узнать нежданного гостя, но этого голоса она как будто никогда прежде не слышала. Наконец дверь тихонько приоткрылась. Женщины уже немного успокоились и ждали. Было еще темно, и нельзя было разглядеть как следует, но по силуэту и росту они догадались, что это Чотче. Кого-кого, а его они меньше всего ожидали. «Чего еще задумал этот непутевый, да еще чуть свет явился?» — забеспокоились они.

— Ты что это нагрянул спозаранку?

— Да вот узнал, что вы, тетя, болеете, принес корень сотхэ. Говорят, помогает...

Его голос срывался. У них отлегло от сердца. Но где-то в уголке души все еще оставалось сомнение.

— Право, напрасно ты беспокоился... — сказала мать, глянув на узелок в руках Чотче, а он положил его и тотчас вышел.

— Спасибо! — вслед ему крикнула мать.

Потом, когда шаги его затихли, пристально посмотрела на Сонби.

— Что бы это значило? — пробормотала она как будто про себя. «Не из-за дочки ли? — мелькнула мысль. — Поспешить бы надо со свадьбой». В последнее время она неотступно думала об этом.

В комнате стало уже светло. Из дырок невообразимо заношенного платка торчали свежие, как видно, только что вырытые корни. Сонби не моргая смотрела на этот забавный узелок, и ей вдруг припомнилось, как давно, когда-то еще в детстве, Чотче хотел отнять у нее щавель. И она опечалилась.

— Спрячь ты его куда-нибудь. Увидит кто, еще подумает чего... И что взбрело в голову непутевому?

Мать Сонби была явно озадачена и даже напугана. Тем более что Чотче и его мать в деревне и за людей-то ведь не считали. К тому же Чотче слыл любителем выпить и подраться. Замечание матери почему-то огорчило Сонби. Она взяла узелок с постели матери и пошла к двери. «Сегодня ночью, наверно, вырыл, не спал...» — подумала она и снова представила себе лицо Чотче и как он только что стоял тут, за дверью. «Зачем он принес?» Щеки у нее вдруг вспыхнули, и страх охватил все ее существо. Она невольно отшвырнула узел с корнями и выбежала вон, словно за ней кто-то гнался.

Спустя несколько дней мать Сонби умерла. После похорон, устроенных по всем правилам благодаря помощи Токхо, Сонби пришлось совсем перебраться в дом помещика. Ее поместили в женской половине, в бывшей комнате Окчоми, дочери Токхо. Казалось, что хозяева еще больше, чем при жизни матери, жалели и любили сироту. К тому же Сонби была мастерицей на все руки. Мать Окчоми считала ее незаменимой помощницей и готова была передоверить ей все хозяйство.