Валерий Зеленогорский - ULTRAмарин

Ждали прихода художника Брило, который подсматривал официальные мероприятия у памятника Пушкину. Он пришел и рассказал, как эти жалкие никчемные личности предавались пошлому поклонению великому поэту. Он смешно показал мэра, читающего классика, уморительно спародировал официального поэта Гришку Рабиновича, творческий псевдоним – Стальский-Вельский. На какой хер Гришка выступал в литературе с двойной фамилией, никто не знал, но то, что он написал к юбилею книжку о том, как из южной ссылки этот город проезжал Александр Сергеевич и три часа был в доме его прабабушки с интимными целями, узнали все. Книга вызвала огромный резонанс, «желтая пресса» раструбила о том, что Гриша – потомок классика. Гриша не препятствовал этим домыслам, часто стоял у памятника и пытался доказать разительное сходство. Он был похож на Пушкина только избыточной курчавостью, талант у него был небольшой, но поэт он был значительный. Его знал губернатор, здоровался с ним за руку и даже одобрил его оду заводу по изготовлению сенокосилок – старейшему промышленному гиганту города N.

Мартышкин считал Гришку жалким версификатором, друг его Кручинин говорил, что из Гришки поэт, как из говна пуля, обещал при случае разбить ему морду и вынудить его уехать на историческую родину, освободив священное место первого поэта города другу Мартышкину, дать дорогу национальному кадру.

На кухне скрипачка Изольда готовила закуску и параллельно разговаривала с подругой, гримером из академического театра.

Там к юбилею шла пьеса «Пушкин и Высоцкий», ее написал драматург Хайрулин, местный авангардист. В этой пьесе два актера сидели в собачьей будке и матом разговаривали о судьбе поэта в России.

Пьеса имела успех, несмотря на жалкий лепет отдела культуры, где были одни консерваторы, не понимающие нового языка и вызовов нового века.

Позвонили две девушки – Белла и Анжела, обе входили в их художественный салон на правах начинающих концептуалисток. Они сказали, что уезжают в Питер пробовать себя в одной галерее, а пока все наладится, поработают в сауне, где наберутся жизненного опыта и обрастут связями с бизнес-элитой.

ЕБань демонически заржала – она неплохо знала этих концептуалисток, их художественные интересы вызывали у нее естественный гнев. Проститутки, просто твари! В Питер им надо! Мало им ебарей на малой родине! Что подумает культурная столица о таких пионерках-первопроходках из родного города! С таким творческим багажом в столицу! «Чистая шняга!» – гневно заклеймила их поэт одной строки, хотя втайне была рада отъезду этих вульгарных шлюх: она желала быть единственной женщиной-магнитом на художественной ниве города N.

Елдырин-Леонардов поддержал свою музу и решительно придвинулся к телу. Он начал прелюдию и для страховки налил ей еще вина, чтобы не было холостого выстрела.

Кручинин с Мартышкиным разминались пивком и вяло шерстили Карлика – этот жалкий стоматолог-журналист в пятый раз затеял глянцевый журнал на деньги хозяина рынка. Его жена мечтала появиться на обложке местного «Бога» – так его назвал Карлик, чтобы избежать претензий от «Вога» настоящего. Поэт Кручинин журнал видел, супруга спонсора на обложке лежала без трусов на джипе мужа, а внутри был целый разворот с ее прелестями. Муж был доволен, первый тираж раскупили воинские части, правоохранительные органы, несколько экземпляров попали в местную тюрьму вместо наркотиков.

В 15 часов неизвестные корреспонденты сообщили, что дизайнер Хром-Кожемяко постригся и придет с женщиной Амаль, ставшей в пять утра его музой на лавочке горпарка. Но информация оказалась дезой.

Наконец в пять часов пришел визажист и кутюрье Мурадян со своей моделью Алексом, который в шестой раз провалился в театральное училище по причине воинствующей гомофобии в регионе.

Мурадян принес вино и лаваш и сообщил, что у него день рождения. Все обрадовались, что Пушкину повезло попасть в компанию с Мурадяном.

Пили и тостили Мурадяна за вино, а Пушкина – за вклад в мировую сокровищницу.

Полистергейст заявил, как человек презирающий все, кроме рэпа, что Пушкин – говно, на Западе его никто не знает. Визажист Мурадян, тонко заметив, что не будь Чайковского, Пушкин остался бы только русской звездой, начал читать «Я Вас любил…», глядя на Алекса с выражением.

Потом Изольда принялась наигрывать на скрипке из Петра Ильича, Мурадян с выражением читал, вышло волшебно, все решили записать весь вечер на видео и поместить в Сеть.

Проснулся поэт Мартышкин. Сквозь сон он слышал, как Полистергейст пнул ногой великого именинника, и, стряхнув с себя обрывки пьяного сна, с ноги ударил диджея по яйцам за предательство русской национальной идеи. Вмешался фотограф Джим, он повалил Мартышкина и стал его душить. Кручинин, увидев, что бьют поэта, вписался в драку.

Их остановил приехавший из Питера странствующий дервиш Приходько. Он исповедовал дзен-буддизм и шаманил за деньги на Витебском вокзале. Для любопытных граждан он привез фильм «Груз-200».

Все сели смотреть. Смотрели внимательно – много слышали о самом шокирующем кино начала третьего тысячелетия.

Никто не испугался, каждый житель города N видел в жизни и похлеще, но дискуссия разгорелась нешуточная. Стали делиться впечатлениями.

Изольда, духоподъемная девушка, вспомнила своего отчима, который изнасиловал ее в ночь, когда ее мама умерла от удара кованого сапога приемного папы и первого Изольдиного мужчины.

Поэт Мартышкин, как бывший мент, разбил в пух и прах образ киношного монстра. Свои конкретные дела в прошлой милицейской жизни он описал в поэме «Люди и звери».

Неумеренное потребление спиртного, как причина всех российских бед, вызвало дикий смех всей присутствующей интеллигенции – как на трезвую голову можно выжить в городе N, не представлял никто.

Елдырин-Леонардов, культуролог и постоянный ведущий на местном радио рубрики «Давайте посмотрим», картину осудил за лакировку действительности. Он обвинил ее создателей в холуйском почитании режима и прочел коротенькую лекцию о месте художника в период стабилизации.

Все мастера культуры согласились – никто из них с властью не сотрудничал, просто жили весело, не думая о судьбе России. Каждый считал себя космосом, а кое-кто, как диджей Полистергейст и художник актуального искусства Брило, целыми вселенными.

У Брило в сарае стояла инсталляция из городского мусора «Лев, разрывающий очко Голиафу» по мотивам отношений Льва Семеновича, местного краеведа, и компании «Голиаф», разрушающей разрушенные памятники культуры и деревянного зодчества в угоду коммерческому жулью.

Брило хотел подарить ее городу, но город не брал, боялся нового искусства, а сам потрафлял скульптору Евсюкову, куму городского головы, запрудившему все вокруг фонтанами и настенными росписями по мокрой штукатурке на фасадах, маскирующими разрушения облика древнего города.