Наталия Червинская - Маргиналы и маргиналии

Венера Милосская, Венера Медицейская, Аполлон Бельведерский – имена и фамилии сотоварищей по школе. В школьных коридорах МСХШ они стояли по углам, голые мраморные люди. На самом деле не мраморные, конечно, а из серого гипса, в стратегических местах захватанного похотливыми лапами юных художников.

Девочки в коричневой форме, мальчики в корявых серых френчах из какого-то ватного войлока, не сменявшихся весь год. А мы еще и красками мазались: вонючим терпентином, маслом льняным, белилами свинцовыми, стронцием желтым и стронцием оранжевым, кадмием оранжевым, хромом зеленым и зеленым волконскоитом, который так нравился Пикассо, что ему из СССР привозили. Хуже всего была свекольная краска краплак. Краплак красный, краплак фиолетовый, расползающийся и во все пролезающий. Ужас моего отрочества, вездесущий багровый краплак.

Поступали в МСХШ с одиннадцати лет. Дети из дальних городов и республик жили в интернате. К выпуску, к восемнадцати, интернатские вырастали заметно мельче домашних московских одноклассников. От недокорму, наверное: после обеденного перерыва от интернатских несло жутковатым запахом свекольного краплакового борща.

Общеобразовательные предметы игнорировались, юные художники хотели целиком отдавать себя искусству. Полное отсутствие других интересов считалось признаком целеустремленности.

Была библиотека, и в ней свой спецхран: издания Скира, монографии Матисса и Пикассо. Легендарный огромный том, подаренный школе президентом Сукарно во время его визита. Все это было под замком. Но после уроков тайно будущие концептуалисты эти книжки изучали.

В натюрмортном фонде хранились муляжи всяких фруктов-овощей, драпировки, кувшины и корзинки. Для младшеклассников – гипсовые геометрические формы: конус, шар, куб, которые рисовали твердым карандашом на занятиях академическим рисунком. Учили штриховке и светотени по Чистякову – был такой отец-основатель русского академического рисунка Чистяков. Градации до сих пор помню: блик, свет, полутень, тень, рефлекс.

Какие могут быть представления о свободе у художников, которых никогда не заставляли часами штриховать конус по системе Чистякова? Да никакого у них понятия о свободе нет. Наша школа, МСХШ, породила поколение абстракционистов и концептуалистов, подобных чемпионам мира по фигурному катанию Белоусовой и Протопопову. Те тренировались в тяжелых цепях, а потом снимали цепи и прямо-таки летели по льду! А потом еще и сбежали из СССР! Вот они понимали разницу между свободой и несвободой.

Отрисовав шары и конусы, переходили на кувшины, потом на головы Сократа и Венеры, а к тринадцати-четырнадцати приступали к изучению человеческой фигуры и переходили с акварели на масло.

Натурщики были старики и старухи по большей части. Не из соображений морали, а потому что в старике мышцы и скелет заметнее. В МСХШ обучали пластической анатомии. Еще до стариков мы рисовали экорше – модель человека с ободранной кожей. Надо было знать, где мышцы к кости крепятся и как они при движении сокращаются, куда и откуда идут сухожилия. Натурщики были профессионалы, работа эта трудная: сидеть на подиуме, не шевелясь. Зимой ставили электрический рефлектор для обогрева. Молодые натурщицы тоже попадались, и тут можно только удивляться тому, что класс, наполненный подростками обоего пола, был до такой степени предан искусству, что почти все внимание отдавалось изучению пропорций, светотени, воздушной перспективы и того, что в МСХШ называлось «лепить по форме».

– Разбирайте по цвету! Лепите по форме! – огрызались наши преподаватели по специальности.

Их-то не игнорировали, от них все зависело. А мы были дети амбициозные, делившиеся на способных и неспособных, имевших чувство цвета и его лишенных.

В балетной школе полагалось иметь выворотность, в музыкальной – слух, а у нас – чувство цвета.

Теперь, по прошествии многих лет, выяснилось, что умение лепить по форме вышло из моды в девятнадцатом веке, от нас это скрывали. Что чувство цвета не так уж и важно.

Оказалось, что вообще умение рисовать – дело десятое.

Но нам не разрешали знать ничего позднее Серова. Даже на выставку Врубеля запрещено было ходить, потому что он хоть и здорово лепил по форме, но искажал по цвету.

Искажать нельзя было.

– Ты что, видишь не так, как все другие?

Это ужасное обвинение могло привести к тройке по специальности.

Или – еще хуже:

– Ты что, самовыражением занимаешься?

Как я теперь понимаю, одно было хорошо: никто никогда не произносил слово «талант». Оно считалось неприличным, непрофессиональным. Меня до сих пор от него корчит. Что такое талант? – нечто неопределенное, не от тебя зависящее.

В МСХШ говорили: способности. Способности – это целый букет качеств, ящик с необходимыми инструментами, которые постоянно таскаешь с собой. Учишься ими пользоваться, некоторые теряешь, некоторые преднамеренно выкидываешь. Да, иногда нужно это самое чувство цвета, нужна способность постоянно видеть структуру общего, а не горы деталей. Но и трудоспособность, и зацикленность на своем деле в ущерб всему прочему. И амбиции, и наглая – может быть, от всех скрытая, но втайне наглая – самоуверенность. Жадность к работе, к жизни, к успеху. Очень нужны способность к риску, некоторая врожденная разбойность и авантюрность натуры. Чтобы нарушать несправедливые законы, требуется некоторое недоверие к законам вообще.

В художники вышли те, кто упорно курил в уборной, несмотря на выговоры и угрозу отчисления, кто играл в коридоре возле Венеры Милосской в расшибалочку, кто привозил в интернат из родных среднеазиатских республик анашу. Те, кто грубил учителям, а лепить по форме так никогда и не научился. В художники вышли наши школьные хулиганы. Отличники исчезли.

В этой бурсе был свой язык. Например, учеников младших классов называли личинками. Слабую, невыразительную живопись – австрийским импрессионизмом. Остающаяся на палитре после работы серо-буро-малиновая смесь разных масляных красок называлась «фуза». Это, конечно, происходит от fusion (слияние) – слово, которое чаще всего употребляют в связи с ядерной реакцией.

Какие-то всё военные аналогии. И потом, конечно, названия красок: хром, стронций, кобальт, свинец…

Занятия по гражданской обороне. В спортивном зале, он же актовый, показывают фильм про атомную войну. Тихое, спокойное черно-белое кино с закадровым текстом, без музыки: в организованном порядке граждане, накрывшись белыми простынями, ползут по серому асфальту. Это не из анекдота: помню кадр. Когда кино кончалось, школьники, ошалевшие от скуки, неорганизованно кидались к выходу, давя друг друга в дверях.