Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

Третьего дня к ним прибыла комиссия из экспедиции и настояла на подключении к поискам всех прочих работников партии. В итоге скромная стоянка карцевского отряда превратилась в подобие постоялого двора, с которого почти беспрерывно кто-то убывал и на который прибывал. Вертолет тут почти прописался, а в дополнение к нему был задействован самолет, барражировавший кругами и квадратами над тайгой. С него высматривали возможный дым Сашиного костра, а также кричали в мегафон:

— Саша, иди на запад! Саша, иди на запад!

Прибывших женщин и ветеранов в дальний поиск, конечно, не пустили, но занятие им придумали: ходить по лесоустроительным просекам и на каждом квартальном столбе оставлять пробный мешочек, а в нем записку с краткой инструкцией, как по этой просеке выйти к лагерю. За два дня все столбы в радиусе десять километров были снабжены такими записками, но студент в лагерь упорно не шел.

Конечно, уже были высказаны предположения о гибели Саши: в каком-то из окрестных болот или в когтях медведя. До поры их игнорировали, но вот назавтра все-таки наметили опоискование цепью по квадратам — начиная с того, где был потерян его след.

В восьмой вечер Карцев допоздна сидел у костра, скучен и безмолвен, почти не замечая сменяющихся соседей. Перед его мысленным взором периодически, нежеланно возникала все та же картинка: куча груза в трюме вертолета, внезапно озабоченное ясноглазое лицо Саши и его голос:

— Антенну забыли! Давайте я останусь…

Если б можно было отмотать эту картинку назад!

Утром девятого дня Кривонос, как всегда, связался по рации с Вилли, водителем гусеничного вездехода, оставшегося за сторожа на Чилимбинском лагере.

— Как там у тебя дела, Вилли?

— Все в порядке, Алексеич.

— Студент случайно не появлялся?

И вдруг из динамика раздался торжествующий крик:

— Вот он идет! Идет по лагерю!

— Что?! Ты что городишь, Вилли?

— Я вижу его из своей палатки! — продолжал настаивать Вилли. — Он уже совсем рядом, сейчас войдет! Вот, передаю микрофон!

И через паузу раздался почти обычный голос Саши-студента:

— Аркадий Алексеевич, я здесь. Я дошел!

Сашу все же пришлось отправить в Борисихинскую больницу. За дни блужданий он сильно исхудал, натер ноги и был напрочь объеден комарами и мошкой. У него с собой не оказалось ни «Дэты», ни каких-либо продуктов, ни спичек. Шел он, преимущественно, ночами (пока еще сумеречными), а днем, спасаясь от гнуса, забивался под елку. Практически ничего не ел, так как в начале июля в тайге нет ягод, а черемша ему быстро приелась. Последние пять дней он двигался целенаправленно, вниз по Чилимбе, на запад, иногда даже рисковал срезать напрямик ее частые меандры.

— Я вышел бы раньше, — утверждал он. — Но первые три дня искал свой лагерь. Ведь антенна-то была со мной…

Наступил август. Ночи стали больше похожи на ночи, а солнечные дни принялись с неприятной регулярностью сменяться днями дождливыми. В непогоду почти все сидели в лагере, по своим палаткам или чужим. Лагерь, конечно, был уже в другом районе листа, на озере Кото: небольшом, узком, очень живописном в связи с крутыми утесистыми берегами, почти сплошь поросшими зрелым сосновым лесом.

Если дождь прерывался или только моросил, на берег высыпали рыбаки, которых среди геологов и рабочих было немало. Впрочем, в непогоду рыба тоже предпочитала спать и на крючки, украшенные обманками, дохлыми червяками, ручейниками и прочей наживкой, почти не реагировала. Тогда в ход шли морды, зыбки, хилая сетенка; ночью пытались лучить с лодок. В итоге улов все-таки был, хоть и не такой, как при погожей поре. Но по солнцу ловить почти не удавалось: надо было, по любимому выражению начальника, «пахать». Причем сам он «пахал» больше всех, приходя из маршрутов регулярно после десяти вечера. А то и около двенадцати.

Карцев, к своему стыду, ловить рыбу не научился. Наверно, потому, что не хотел. Или не хотел потому, что не умел. Зато он умел, как мы уже знаем, играть на гитаре и душещипательно петь; еще умел гадать по руке, занимательно тестировать, знал много анекдотов и умел их рассказывать, балансируя на грани благопристойности. Помнил и любил пересказывать некогда поразившие его романы вроде «Пана» Кнута Гамсуна или «Кларенса» Брет Гарта или «Женщины французского лейтенанта» Джона Фаулза… Также умел играть в карты и не только в кинг или покер, но и «женские виды»: «Акулину», «Сто одно», переводного дурака… Все эти качества в придачу к молодости (одновременно — зрелости) и природному обаянию делали его желанным гостем в женской палатке, куда, кстати, нередко наведывалась и Людмила Николаевна. В итоге он провел здесь немало приятных вечеров, с особенным удовольствием пикируясь с кокетливой гранд-дамой.

Естественно, у женщин одновременно с ним или порознь бывали и другие мужчины: Леша Давыдов, Юра и студент Саша, который благополучно выздоровел и как ни в чем ни бывало продолжил свою практику. Приходили и некоторые рабочие: обаятельный Вилли, осанистый Олег, худосочный страстолюбец Андрей. Аркадий Алексеевич сюда даже не заглядывал. Соперников среди них Карцев не имел — по той простой причине, что ни за кем из женщин не ухлестывал, хотя слегка поддразнивал и занимал каждую, даже повариху Галю. По разным причинам и другие мужички ограничивались трепом. Впрочем, Андрей при этом пожирал глазами каждую из женщин (исключая вульгарно-слащавую Галю), но кто б ему поддался… Алексей, пережив драму ревности, вновь пытался навести мосты к недавно доступной Жене, но она изобретательно его терзала, беря реванш за уличение в предательстве. Олег, мужскую фактуру которого высоко оценили все женщины, тянулся, как и Юра, к недозрелой Ленуське, Саша был кругом лопух, а Вилли, действительно, стопроцентный трепач.

К Сергею явно благоволила Людмила Николаевна, и так и эдак пытавшаяся склонить его… к чему? Она ведь была при муже, которым дорожила и изменить которому в открытую (а можно ли что-то утаить в полевом лагере?) не смогла бы ни за что. Но ей, видимо, хотелось потешить свое тщеславие, ей не хватало обожания постороннего, интересного собой мужчины… Что поделать, это качество типично для женщин бальзаковского возраста. Исподтишка посматривала на него и «блудница» Маслова, но с ней единственной Карцев позволял себе язвительные нотки, что, конечно, пришлось ей не по нраву. Ленуську, как уже говорилось, он к женщинам пока не причислял, а вот Наташа…

Наташа, студентка из Львова, была девушкой сексуально озабоченной, что объяснялось просто: по натуре страстная, она третий год была замужем, успела родить и к сексу вполне приохотилась. Рядом же находилось столько мужчин, притом молодых… Однако ошибиться ей не хотелось. В течение сезона периодически за ней наблюдая, Сергей видел, как она осторожно зондирует того или иного, прикидывая, можно ли с ним завести роман. Но что-то все у нее не складывалось: то она разуверялась, то ее откровенно или уклончиво не хотели… Проба была проведена и с ним (вскоре после его появления в партии), но его почему-то никогда не тянуло к миниатюрным женщинам, и он сделал вид, что не понял ее авансов. Она, вероятно, обиделась, но, проявив завидную практичность, продолжила поиски своего Ромео или, скорее, Казановы. Однако вот на дворе уж август, а любовника все нет…