Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— В чем же тогда дело, Галя? — начал закипать Кривонос. — Что тебя не устраивает?

— А то не устраивает, — отрезала бывалая «синеглазка», — что всех баб здесь ебут, а меня нет.

Аркадий Алексеевич на время потерял дар речи. Галя же продолжила:

— Что хотите делайте, а я на это не согласна!

После чего повернулась и пошла.

— Галя! — спохватился начальник. — Все же не глупи, свари завтрак, а там посмотрим…

— Вот и я посмотрю! — бросила Галя и скрылась между палатками.

Вскоре Кривонос пошел к Карцеву, прихватив по дороге Давыдова.

— Скажу вам с солдатской прямотой, — сакраментально начал он. — Ваше блядство мне выходит боком.

— Что случилось? — спокойно молвил Сергей Андреевич.

— А то, что повариха решила бастовать, пока у нее, как у Наташки и Женьки, не будет мужика!

Сергей, Леша и Юра переглянулись и промолчали.

— Так что, господа любовнички, предлагаю вам провести среди рабочих разъяснительную беседу и подобрать добровольца. Только соответствующего, с гарантией качества. Галя на абы-какого не согласится.

— Алексеич, а может, послать ее на фиг? — предложил Юра. — Пусть увольняется. Сами будем варить, по очереди. Варим же мы в закидушках…

— Это отпадает, — решительно сказал начальник. — В большом лагере повар плотно задействован весь день. А выключать любого из вас на целый день будет непозволительной роскошью. Других же кандидатур на должность повара у меня нет. Если только специально ради этого в Борисихинск съездить — но и там сразу никого не подберешь. Нет, ищите-ка добровольца. Вообще-то странно, что у нее до сих пор никого не появилось — не такая она уж и дурнушка…

— Голова у нее дурная, — сказал Юра. — И язык. Но — поищем.

Поразмыслив, Сергей и Юра зашли в палатку горняков, где вместе с пожилыми Николаем Федоровичем и Мишаней жил молодой и сочный, хотя немного балаболистый Петька Орлов по прозвищу Труба. Это прозвище к нему прилипло отчасти из-за длинного роста, но больше потому, что он часто вставлял «трубу» в речь.

— Ну, труба-а, Петрович! — говорил он, бывало. — У меня на забое вода появилась, к утру точно шурф зальет!

Или: — Ну, труба-а! Щас две миски горохового супа отоварил — ночка будет шумная!

Этого-то Петьку и решили сагитировать приятели, не без оснований полагая, что в данном деле им поможет хитрый, языкатый, расчетливый Мишаня.

— Добрый вечер, товарищи горняки! — начал, входя. Карцев. — Как живете-можете?

— Живем как можем, — с напускной скромностью, но живо отозвался Мишаня, — а можем, как живем…

— Ну, труба-а! Начальнички пришли! — встрепенулся и Петька. — Каким это ветром вас к нам занесло? Наверно, хотите покаяться, что линию шурфов не там задали и что категории пород нам регулярно занижали?

— Мы к тебе, Петя, — игнорируя его подначки, продолжил Карцев. — Не с просьбой, а с просьбишкой. Тебе от реализации ее будет одно удовольствие, а всему обществу — большая польза…

— Ну, труба-а! — восхитился Труба. — Это что еще вы на меня взвалить хотите? Я и так раньше всех встаю и не только вас, но и повариху эту долбаную бужу!

— Вот, вот, ты на правильном пути, — встрял Юра. — О поварихе и речь…

— Что еще ей надо?! — взвился Труба. — Я, между прочим, не только ее бужу, но и воду ношу, дрова колю, а то и костер запаливаю!

— Видишь ли, Петр, — стал разводить дипломатию Карцев, — женщины, конечно, ценят мужскую помощь, но не это для них в мужчинах главное…

— В общем, Петька, — опять встрял Юра, — надо ее пару-тройку раз отпялить! А то она грозится перестать нас кормить. Даже увольняться собралась!

— Это она сама вам сказала? — поинтересовался Мишаня, но его перекрыл рев Петьки:

— Ни хера себе, быка-производителя нашли!! — бушевал он. — Мало что ли в лагере других кобелей? Да я уже полгода, после развода со своей, на эти лоханки спокойно смотреть не могу!

— Так, так, — между тем размышлял вслух Мишаня. — Похоже на правду. То-то, я смотрю, она последнее время миски на стол швырком подавать стала… И косится зло, если добавки попросишь…

Труба же продолжал «рвать рубаху»:

— Да я лучше с утра до ночи шурфы долбить буду, там и ночевать, чем кусок манды у этой Гали выпрашивать!

— Выпрашивать как раз не придется, — начал было Карцев, но Мишаня остановил его и заговорил приторно-ласково:

— А что, Петя, у тебя по утрам хрен, поди, не стоит?

Труба осекся и взвился вновь:

— Если б не стоял! Наоборот, кол колом! Со ссаньем замучился: выйду за палатку, стою, давлю, а он не пускает, хотя мочевой вот-вот лопнет! Пока-а полегоньку ослабнет да приопустится…

— Хотя, — задумчиво продолжал Мишаня, — это еще ничего не значит. Бывало, стоит дыбором, а к бабе начнешь пристраиваться, он и опустится…

— Как это так? — оторопел Труба. — С чего?

— С того самого. Долгого перерыва… Отягощенного ежедневным пьянством. Вот как у тебя, — гнул свою хитрую линию Мишаня.

— Врешь ты все, дядя Миша! — воскликнул Петя, но чувствовалось, что наполовину он в эту фигню поверил.

— Сам можешь убедиться, на собственном примере, — добивал его старый бес. — Вот подойдешь ты к Гальке и она, допустим, согласится — тут он тебя и подведет…

— Да иди ты, — досадливо махнул рукой искушаемый.

— Поспорим? — с ехидной улыбкой предложил искуситель. — На литр? Расплата с первой ездкой Васьки в леспромхоз.

— Давай на два? — вдруг весело сощурился Труба.

— Да хоть на три! — с полной уверенностью в своей правоте бросил Мишаня. — Разнимай, Федорыч!

Когда Карцев и Юра, все еще дивясь лукавству Мишани, прилегли в своей палатке на нары (перед персональными вечерними игрищами), снаружи вдруг просунулась голова этого самого Мишани:

— Так что, ребяты, — сказал он, ухмыляясь, — готовьте три литра!

Спустя пару дней, наглядевшись за ужином на успокоившуюся, повеселевшую Галю, Карцев и Юра подошли к вышагивающему гоголем Трубе.

— Ну что, Петя, выиграл?

— А то! — хохотнул тот. — Будто я свой организм не знаю!

— Ну и как она тебе? — не удержались самцы.

— Ничего, подмахиват, — с деланным равнодушием сообщил Орлов.

В конце августа березы и осины резко пожелтели, небо пронзительно посинело, а ночи стали холодными. Некоторые перелетные птицы потянулись на юг — в том числе и студенточки, Наташа и Ленуська. Ночь перед отъездом Наташа провела у Карцева, и они перебрали все сексуальные новации последнего месяца, так что к завтраку вышли с весьма заметными синяками под глазами. Расстались они спокойно, как будто на время, хотя шансов для встреч в будущем не имели. В последний момент Наташа сунула ему в руку сложенную вчетверо записку, потом скользнула за Ленуськой в кабину ЗИЛа, махнула рукой — и машина скрылась в лесу. Занавес.