Владимир Арро - Дуновение из-за кулис. Записки драматурга

– Фаина Раневская не могла спокойно слышать фразу «Муля, не нервируй меня». Анну Ахматову изводили ее же строчкой: «Я на правую руку надела перчатку с левой руки». А Вас, должно быть, встречали восклицанием «Смотрите, кто пришел»? Даже сегодня, спустя 35 лет, кто видел эту пьесу, помнит ее.

– Неловко чувствую себя в этом сопоставлении… Я не был автором фразы «Смотрите, кто пришел!», а использовал в качестве заголовка своей пьесы, так называемое, устойчивое выражение русской лексики, которое и прежде иногда появлялось в речи, в журналистике и литературе. Но после успеха нашего спектакля и особенно после длительной и шумной дискуссии о пьесах «новой волны», где оно много раз варьировалось в заголовках статей, словосочетание это получило вторую жизнь. Оно овладело творческим воображением огромного числа журналистов и средств массовой информации, так что, наконец, стало популярным «слоганом» или, как еще выражаются – «брендом». Им пользовались для всевозможных редакционных нужд жадно и суетно, по делу и невпопад, присваивая это «открытие» себе или ссылаясь на пьесу. Я как-то запросил его в «Гугле», и то, что обозначилось в окошечке, повергло меня в смятение: 7 миллионов 850 тысяч ответов. Оно, обособляясь от пьесы, зажило собственной жизнью во всевозможных «дочерних» вариантах: «Смотрите, кто приехал!» «…кто уехал!», «…кто зашел!», «…вернулся!», «…родился!» «…попался!» и даже «…заговорил!» Появилась и песня с таким названием. Сама же пьеса, как прошла в 52 театрах в 80-е годы, так нигде больше не появлялась. Так что пьеса, её заголовок, ставший брендом, и автор – все мы живём отдельно, однако, не теряя друг друга из вида. И ни на что не жалуемся.

– Вы довольны, что Злотников вернул вас в драматургию?

– Если б вы знали, как приятно ощущать себя автором только что законченной пьесы! В конце 2016 года, а точнее – в октябре-декабре, я испытал это чувство не менее шести раз. Это не значит, что написал 6 новых пьес, они были задуманы раньше, но теперь я их закончил и вывел в свет. В книге «Занавес открывается» (М., 2012) я делюсь с читателем своим опытом работы для театра, к сожалению, недолгим. Он совпал с поразительным временем в истории нашего театра, когда пьеса, произнесенная с подмостков, участвовала в рождении новой социальной идеи, формировала умонастроение, а то и рождала его перелом. Спектаклям сопутствовали бесконечные дискуссии в прессе, начиная с театральных изданий и «Литературной газеты» (буквально по полгода!) и кончая газетами «Советская торговля» и «Медицинской» (как будто им больше писать было не о чем). Споры чаще всего связывались с понятием «новой волны» в драматургии. Мне выпала честь участвовать в этом явлении двумя пьесами – «Сад» и «Смотрите, кто пришел!» Вместе со своими героями и, разумеется, зрителями, я прошел весь путь до конца. Я даже стал образцовой жертвой тех процессов, которые проповедовал устами своих героев, а затем и собственными устами как депутат Ленсовета (председатель комиссии по гласности) и председатель Союза писателей Санкт-Петербурга. Монологи и диалоги наших пьес меркли по сравнению с теми текстами, которые мы вещали открыто и отважно с трибун. Ах, много я произнес сладостных откровений на писательских съездах, различных форумах, а однажды даже на стотысячном митинге на Дворцовой площади в родном городе, ставшем в тот день снова Санкт-Петербургом. Ну, можно ли было уступить это удовольствие актеру, пусть даже и знаменитому?

– И вам удавалось совмещать столь бурную общественную деятельность с творчеством?

– Конечно, нет. Это невозможно! Наблюдая, как сбывается то, за что мы боролись вместе с народом, я постепенно обнаруживал необыкновенную легкость в своем творческом портфеле и бесцельную пустоту часов, проведенных за письменным столом. Кульминацией самопознания стал случайно обнаруженный рекламный текст на сайте puzikov.com, который гарантировал, что «представит вашу курсовую или реферат, или диплом по теме «Драматургия «новой волны» – Л. Петрушевская, В. Славкин, В. Арро, А. Галин – в лучшем виде! Возможны скидки». Ах, вот оно что! Вот во имя чего! Кольцо замкнулось, змея ухватила собственный хвост. Впору было воскликнуть, обращаясь к себе, используя риторический приём одного государственного деятеля: теперь-то вы поняли, что натворили? Не грустите, Светлана, не всё так печально! Разумеется, я вёл потаённую жизнь. След от нее – в тетради, о которой я уже упоминал: «Потаённая жизнь драматурга».

– И что там, в этой тетради?

– О, там всполохи иной жизни. Какие-то монологи, реплики, а то и просто звуковые сгустки – неведомо, что и неведомо, где, в смутно угадываемом пространстве. И на них, словно на ядрах конденсации, скапливаются частицы, крупинки смысла, пылинки настроения, из которых постепенно вырастает кристалл, он же, как известно, – и замысел. Который дождется же своего часа!

Помимо «Радуйся!», я за два месяца закончил еще пять пьес. «Три истории из подворотни» объявлены в журнале «Нева». Они происходят в одном и том же дворе и предназначаются автором для одного спектакля. Лирико-драматическая пьеса «На пути в Сингапур» и драма «Будни Офелии» ждут своих публикаторов и режиссеров.

– Ваши «Будни Офелии» – можно прочитать как признание в любви к театру. Персонажи пьесы – артисты-любители, для них театр – прибежище, где можно укрыться от обыденности и пожить шекспировскими страстями. Театр как место силы? театр спасает?

– Уповаю на то, что «Офелия» будет воспринята как притча, театральная студия как метафора, а пьеса будет поставлена о том, как рушатся вера, надежда, а, может быть, и любовь и… чудесным образом возрождаются заново. О том, что люди, как их не нагибай, ни обманывай, никогда не откажутся от мечты, от своих заблуждений. В таком же ключе (притчевом) надо читать и «На пути в Сингапур».

– Что Вы думаете о современной российской драматургии? Я имею в виду не тех авторов, с которыми вы попали в «новую волну» (Александра Галина, Людмилу Петрушевскую и других), а молодых.

– Когда-то я занимался с молодежью на семинарах Рузы, Коктебеля, Пицунды. Одно время был руководителем драматургической мастерской. Но теперь я вне этой сферы. Появление «вербатима» и прочего гангстеризма и вовсе оттолкнуло от нее, т. к. для меня драматургия – это, прежде всего, язык. Радует, что сейчас пришло, видимо, новое поколение, авторы более ответственные и совестливые по отношению к делу, за которое взялись, – русской словесности, а то ведь были (да и есть!) беззастенчивые «театральные рэперы». Кто им внушил, что драматургия – это самый доступный и безответственный жанр, вроде попсовой песенки, где не надо ни культуры, ни образованности?.. Ну, пошёл брюзжать!.. Так и относит к старомодному берегу, сейчас начну говорить банальности. Ну, а что делать – так приучен, что искусство, начиная с античного театра до модернистских времён, преодолевает хаос, противостоит распаду (личности, семьи, государства, человечества), пытается восстановить нарушенную гармонию или хотя бы оплакать ее. Но чтобы художник любовался распадом, эстетизировал его, способствовал ему в зыбком сознании и сомневающейся душе заблудшего человека – в этом есть большой риск встать на путь уничтожения себя и других. Себя, разумеется, в последнюю очередь, ибо всегда под рукой спасительная самоирония. Да. Интересно, что будет с русским театром. Женщины-героини по воле автора матерятся не только в младшем, но уже во всех трех поколениях, притом, в каждой второй фразе. А не так ведь много и времени прошло с трех сестер, и они еще кого-то волнуют. Ну вот, Светлана! Вы теперь знаете, какой я брюзга и вообще вредный старикашка. Давайте мне еще пьесы молодых – буду знакомиться.