Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

На берегах речки было много лавок, в которых продавали вкусную еду. Когда мы учились, государство снабжало нас всем, чем нужно, и даже выдавало нам стипендию — два юаня в месяц. Что можно было купить на эти деньги? Одну почтовую марку, чтобы послать письмо домой. Один или два куска мыла. Заказать журнал «Китайская молодёжь». Два раза съездить в Гуанчжоу на автобусе, потому что тогда считалось, что здесь не Гуанчжоу, а загород. Ничего не было, просто пустыня. Овощные поля вокруг. Ещё купить конфет или сладких бобов. Для кого? Для детей русских. Они очень любили меня. Называли «дяденькой». Вот что мы могли сделать за два юаня.

Лодка на озере Ливань напротив заброшенного колониального особняка. Гуанчжоу

Актёры кантонской оперы. Район Ливань, Гуанчжоу

Ели мы в очень-очень большой избе. В ней было поставлено больше трёхсот столов. Каждый стол на восемь человек. Мы вместе завтракали, обедали и ужинали. Нам выдавали четыре блюда: два мясных, два овощных. Риса можно было взять из ведра сколько хочешь. А суп был налит в большой котёл, который стоял посреди избы. Если кто-то хотел пить суп, то шёл за ним туда. На питание нам выделяли сначала одиннадцать юаней в месяц, а потом, когда мы уже оканчивали институт, — тринадцать. Надо сказать, еда была питательная. Медицина тоже была казённая.

После опиумной войны Гонконг стал независимым. Но люди оттуда всё равно могли приехать сюда учиться. В Гонконге учёба была дорогой. И те из них, кто вышел из семей победнее, приезжали к нам. Среди нас были некоторые студенты и студентки из Гонконга. Но они, конечно, были богаче, чем мы. И жаловались, что еда не так хороша, как они ожидали. Они питались не в институте, а в частных ресторанчиках у ворот. Но нам, тем, кто приехал из деревни или из глуши, еда казалась роскошной. Жизнь была просто райской. А сейчас каждый студент тратит около тысячи юаней на питание. Бросают деньги, как в костёр. Это тяжёлая ноша для родителей, поэтому студенты старших курсов вынуждены подрабатывать. Они работают гувернёрами. Нет, это уже старое название. Правда, да? Сейчас говорят «домашними учителями».

Когда мы окончили институт, нас хотели послать в армию, но потом передумали. И меня оставили здесь. Я получил вначале должность ассистента, потом старшего преподавателя, потом доцента, потом профессора. В шестидесятые годы я почти два года работал переводчиком у советского специалиста. Меня послали работать переводчиком советской делегации по использованию атомной энергии в мирных целях. Там был один специалист. Во время Великой Отечественной войны он учился в Московском университете по специальности «термоядерная энергия». Когда почувствовал большую опасность для своей страны, оставил учёбу и пошёл на фронт. Участвовал в битве за Берлин. После окончания войны вернулся в университет и окончил его. Стал очень известным специалистом в своей области. Вместе с другими двенадцатью специалистами он приехал в Китай в составе этой делегации. Он был заместителем председателя. Его фамилия Панченко, он был украинцем. Говорил по-русски очень интересно — не «с Новым Годом», а «с Новым Ходом». «Г» произносил как «х»: «Олех, ховори помедленнее!». Иногда произносил не «о», а «и». Я знал про это отличие языков, поэтому спросил его: «Вы украинец?». Он: «Как вы догадались?». Я: «Потому что вы произносите „с Новым Ходом“, не „говорить“, а „ховорить“». На Украине жил один очень известный поэт, Шевченко, его фамилия тоже заканчивалась на «о». Фамилии на «о» — украинские. Я тоже это знал.

Уличный парикмахер. Район Ливань, Гуанчжоу

Мы ездили по всей стране — в Гуанчжоу, Шанхай, Наньчан. Потом, когда Китай поссорился с Россией, эта делегация должна была срочно вернуться к себе на родину по приказу Хрущёва. И я снова стал работать преподавателем.

Жена моя была красавицей. Но уже скончалась, десять лет назад. Тоже профессор. Она училась английскому языку у нас в институте. После окончания института она была оставлена здесь на работу. Как я познакомился с ней? Я уже работал преподавателем и одно время был секретарем комсомольской организации. Мы часто встречались, тогда и влюбились друг в друга. Она была моложе меня на два года.

До «культурной революции» я уже работал старшим преподавателем. Это очень редкий случай. После окончания оставили не только меня, но ещё шестерых других выпускников. Все они в то время ещё продолжали работать ассистентами. А я уже получил должность старшего преподавателя. Доцентом я стал после «культурной революции», а в конце концов, в 1988 году, деканом факультета иностранных языков. И проработал им до 1998 года, почти десять лет. В течение этого времени работал секретарём парткома.

Во время «культурной революции» ничем не занимались. Только участвовали в революции. Ездили по всему Китаю. Безумное, безумное дело. Чепуха, ерунда. Ничем не занимались, путешествовали на автобусе, на поезде, на пароходе, а часто и пешком. Распространяли идеи Мао Цзэдуна. Дрались друг с другом за правду. Признавали только свои взгляды правильными, а других — ошибочными. Кто-то использовал и оружие — винтовки. Даже пулеметы. Но это продолжалось очень короткое время. Эти студенты называли себя «красные мятежники». Такие мятежники, какие описаны в повести Пушкина «Дубровский».

«Культурную революцию» придумал председатель Мао. Тогда в Советском Союзе начался ревизионизм. Мао Цзэдун считал, что Советский Союз предал марксизм-ленинизм. Но в мире ещё существуют некоторые страны, которые придерживаются марксизма-ленинизма, такие как Китай, Вьетнам, Албания. А все остальные — ревизионистские. И, действительно, в то время Хрущёв хотел, чтобы власть в Китае изменилась. Цель «культурной революции» состояла в том, чтобы идеи Мао Цзэдуна удержались навсегда. И если не провести «культурную революцию», то, быть может, этот красный цвет облетит. Мы тогда считали, что Советский Союз совсем изменился, это не народная власть.

Но сейчас бо́льшая часть населения, 99 %, говорят, что «культурная революция» — это было плохо. Это две стороны медали. После «культурной революции» все вдруг проснулись, это было плохо. Решили провести другую революцию — за развитие народного хозяйства. И тогда мы начали экономическую реформу.

В деревнях, конечно, тоже проводилась эта революция. Но крестьяне отказывались от неё. Говорили, что нуждаются только в хлебах. Без хлеба жить невозможно. А всё остальное зачем им нужно? Если всё время заниматься только революцией, тогда не будет времени работать на полях, выращивать рис. Но на словах, конечно, «мы стоим за эту революцию»!