Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

У меня один внук и одна внучка. Внуку восемнадцать лет. Он очень высокого роста — метр восемьдесят шесть сантиметров. Занимается спортом, боксирует. Недавно окончил учёбу в Австралии, на подготовительных курсах. В феврале будущего года поедет в Англию учиться. Он не хочет ехать в Америку. Мой внук не любит американские университеты. Говорит, они шумные, безумные. Лучше учиться в Англии. Такая у меня семья, международная. Зять говорит по-французски, мы с вами говорим по-русски. Я думаю, когда человек хочет овладеть каким-нибудь языком, он должен читать много классических литературных произведений на этом языке. Это мой вывод. В Гонконге я встречал много женщин, которые говорят по-английски очень свободно, но на самом деле они часто допускают ошибки в своей речи. Не могут писать на этом языке, не говоря уже о том, чтобы мыслить. Это значит, что они не по-настоящему овладели языком. У моего внука внешность иностранца, но он говорит по-китайски очень свободно, потому что, когда его родители жили в Шанхае, он учился в школе имени Сун Цинлин (жена первого китайского президента Сунь Ятсена. — И. Ф .) английскому и китайскому языкам, особенно китайскому.

У меня свободная жизнь. Радостная жизнь. И сейчас моя задача — её продлить. Продолжать жизнь как можно дольше, всеми силами и всеми средствами, — это моя самая главная задача. Например, путём беседы с друзьями. Сегодняшняя наша с вами беседа — это тоже хороший метод продолжения жизни. Весело. Я весёлый человек, но, надо сказать, в первые дни после смерти своей жены я много, много страдал. Мне не спалось.

Очень трудно было. Но дети сказали мне: «Папа, надо продолжать свою жизнь. Надо идти вперёд. Если мама в раю узнает, что ты так поступаешь, она забеспокоится». Знаете, тогда я думал, что уже на свете нет никакой силы, которая могла бы сделать меня весёлым. Тогда, в первые дни после её смерти, я думал, что на свете нет никакого лекарства, которое бы могло меня сделать таким весёлым, как я был раньше. Было горько. Много страдал. Но потом, через год, всё стало хорошо. Сейчас мои выпускники часто навещают меня, приглашают на чай или банкет. Это весело.

У вашего ректора своя работа. Он сделал очень много для государства. Но ему тяжело. У него тяжело на душе. Сейчас он работает в трудных условиях. Современные власти к нему относятся несправедливо. Не дают денег, мало помогают. Это плохо. Но он упорный человек. Решительный человек. Хороший. Поэтому мы его уважаем. Действительно, я уважаю его не только потому, что он учил меня. Но и теперь он делает много, не думая о себе, не думая о своей семье. Быть может, он находит свою радость в работе. Поэтому я говорю, что каждый сам решает, как найти своё счастье.

Летом я проводил каникулы в России.

Друг привёз мне в подарок из Америки генетическую пробирку.

Плюёшь в такую пробирку и много чего интересного узнаёшь. Например, полный состав своих национальных долей.

Происхождение своих генов.

От какой болезни тебе суждено умереть.

Обретаешь ещё уйму родственников — тех, кто прежде тебя сдал анализ и чьи данные находятся в базе.

Когда пришли результаты, я не утерпел и сразу же заглянул в раздел «Болезни». Обнаружил, что у меня 77 %-ная вероятность болезни Альцгеймера. Средняя по базе — 7 %. От расстройства я в тот вечер так напился, что едва не попал под машину. Так что тут же чуть не исказил статистику собственным разгильдяйством.

Единственным знакомым родственником в базе оказался тот самый друг, что привёз мне пробирку. Компьютер доложил, что его мать доводится мне шестиюродной кузиной. Матери он тоже привозил такой же «подарок». Все, кому я сообщил этот факт, принялись уверять, что это мой друг сострил — наплевал и в мою пробирку, и в мамину. Или в этой хвалёной американской фирме плохо моют пробирки, вот результаты и смешались. Сам я думал, что это он так претензии на мое наследство предъявляет. Ведь мы оба раньше были художниками, в одной арт-группе состояли. Если вдруг прославимся и наше творчество взлетит в цене, кому оно принадлежать будет? Моей дочке или отойдёт по суду нежданному родственнику? Я-то сильно старше, чем он, и с Альцгеймером вдобавок.

В общем, стоит задуматься. Вот тебе и «подарок». Не тест, а одно расстройство. Наконец я посмотрел раздел «Гены». Там оказалось самое неожиданное. Есть такой митохондриальный ген, который, не меняясь, передаётся тебе от матери, ей — от бабушки, той — от прабабушки и так далее. Так вот этот ген оказался у меня китайским. Я не верил собственным глазам. Друзья опять принялись шутить, что это я переел китайской еды, или перецеловался с китаянками.

Пришлось, когда я вернулся, пересдавать анализ в Китае. На этот раз для большей точности я послал не слюну, а кожу из-под ногтей, в Куньминский институт зоологии. Название института, конечно, смущало, но считается, что там самая серьёзная генетическая лаборатория.

Результат сообщили быстро. Я опять оказался китайцем по матери. Причём из Южного Китая, из того самого региона, где я и живу. Точнее говоря, из родного города моей жены. В нём проживает больше всего представителей моей генетической группы.

Мой уникальный результат так заинтересовал куньминских зоологов, что они тут же состряпали научную статью. О китайском колене, затерявшемся среди европейцев. И опубликовали её в лучшем мировом журнале Science.

Единственным рациональным объяснением произошедшего было следующее. Мой далёкий предок, купец, торговал с Китаем на Великом шёлковом пути. Приехал в наш город. Взял в жены там китаянку. А потом вернулся с ней в Европу. От их дочки я и происхожу по прямой женской линии. Подсчитав число генных мутаций, зоологи даже установили, когда примерно это произошло. Шестьсот лет назад, в XIV веке. Я оказался связующим звеном между китайцами и европейцами, живым подтверждением существования европейской торговли на Шёлковом пути.

Учёные, конечно, обрадовались новым научным данным, но я в итоге расстроился пуще прежнего. Я-то думал, что я такой в нашем роду первый. Самостоятельный и находчивый. Сам по себе догадался приехать в Китай, взять в жёны китаянку. А оказалось, что я просто был генетически закодирован. Поступил ровно так же, как мой предок. Приехал ровно в тот город и ровно там же женился. Замкнул собой семейный круг.

Потом я стал себя утешать мыслью, что зато я оказался китайцем, а не индусом или, скажем, вьетнамцем. Всё-таки приятно. Выходит, я здесь не совсем чужой. Начал хвастаться новообретённым собратьям, профессору Володе и другим знакомым. Но никто не придал факту моей китайскости никакого значения.

— Не, вы не китаец, — твердили они, все как один.

— Почему нет? — спрашивал я.