Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

У нас в Гуанвае количество желающих изучать русский язык растёт. С 2008 года набираем не одну, а две группы — пятьдесятдва человека. Больше студентов набирать не стоит. Мы же принимаем по результатам государственного экзамена. Если принимать много студентов, то сюда попадут те, кто хуже учится. Зачем? Русский язык трудный, и для университета, и для преподавателей, и для них трудный. Нужно, чтобы они хорошо, легко учились. А если они сами не хотят, или же они хотят, но не образованы до такого уровня, то не добьются результата.

Между Китаем и Россией должны в идеале быть нормальные отношения. Могу сказать, что сейчас особый период. Теперь тоже нормальные, но в мире на это смотрят ненормально. Люди других стран, и мы сами, русский народ вашей страны и народ нашей страны, смотрим на наши взаимоотношения в данный момент не очень нормально. Они неспокойны. Нормальные отношения должны быть спокойными, как между близкими людьми. Спокойные — это когда мы присутствуем друг у друга в сознании, хотя не говорим ничего. Исходим не из интереса, а из чувств, понимаем друг друга в душе. Спокойные отношения — это когда мы душевно близки. А неспокойные зависят от разных интересов — политических, материальных, экономических. Спокойные, допустим, как у России и Индии. Индия — в Южной Азии, большая страна, много населения, развивающаяся страна. Но в душе индусы естественно думают: мы с русскими друзья. Без всякого беспокойства. И неважно, что русские думают об индусах. Но в душе они считают, что у них с индусами нормальные, спокойные отношения. Без всяких интересов. Вот что такое спокойные отношения. Хотя я не политик и не дипломат, но мне кажется, что между Китаем и Россией — неспокойные, нестабильные отношения. По-китайски это «цюань и чжи цзи». Трудно перевести.

Мне более интересны произведения, которые рассматривают человеческую психологию, глубину души, хотя бы в них и описаны простые люди. Я не люблю поверхностную литературу. Она меня не трогает. И в китайской литературе, и в русской хранится мудрость народа. Это действительно так. Их нельзя сравнивать. У каждого народа свой ум. А я нахожусь посередине. Впитал мудрость не из одного языка. Поэтому, может быть, иногда моё мнение более разумное, чем у других.

Я человек общительный. Моим друзьям со мной всегда весело. По вечерам я часто хожу в рестораны, знаю, где хорошо кормят. Я люблю сидеть дома, читать книгу, писать что-то. Но если кто-то приезжает в гости, я всегда рад. Можно приятно провести время, поговорить.

В былое время я жалел, что не попал на работу в министерство. Но сейчас не жалею. Тогда, как я говорил, преподавателей никто не уважал, они мало зарабатывали. А Министерство иностранных дел — это было то место, куда каждый человек, который изучал иностранный язык, стремился попасть. Теперь не совсем так. А в то время было так. Абсолютно. Когда я окончил аспирантуру в МГУ и защитил диссертацию, я мог выбрать другую работу. В это время, до моего возвращения на родину, меня отыскали два центральных министерства. Пригласили на работу в Пекин. Я долго думал, продолжать преподавательскую работу или же стать чиновником. Если бы я пошёл в учреждение, я бы мог стать неплохим чиновником. Я думал, думал, потом решил: нет, это не то, что я хочу. И вернулся сюда. Почему? Потому что мне нужен внутренний покой. Когда я отказался, они удивились. Внутренний покой, внутренняя свобода. В государственном учреждении это невозможно.

В этом семестре у меня шесть предметов. Для магистрантов три предмета — шесть часов в неделю. Потом два предмета для докторантов, тоже по два часа. А для студентов — четыре часа. Всего четырнадцать часов. С понедельника по среду. С докторантами беседую по вечерам. Их мало, всего два человека. В остальное время свободно можно пить. (Смеётся.) Такая жизнь в государственном учреждении невозможна.

Может быть, от их деятельности много пользы, но я им не завидую. Я завидую свободе.

Так что я до сих пор считаю, что сделал правильный выбор. У меня была возможность выбрать профессию, которой большая часть общества завидует. Центральное министерство. Представляете? Я тогда уже привык к жизни в университете. Мышление, поведение уже были соответствующие. Я мучительно размышлял, и понял, что мне трудно будет привыкнуть к порядку в государственном учреждении. К несвободному режиму. Когда нельзя выразить своё мнение. Правильно, неправильно — всё правильно!

В вузе жизнь устроена по-другому. Сейчас уже даже на политучёбу ходить не нужно. А раньше каждый четверг после обеда проводили политучёбу. Что нужно было делать? Читать газету. В вузах, университетах все грамотные, все мыслят. Но там собирали людей, читали газеты — выступления высших руководителей страны, или провинции или университета. Так было до 90-х годов.

Но само образование ухудшается. До МГУ я стажировался в Пекинском университете иностранных языков и Хэйлунцзянском университете, на двух самых хороших в Китае факультетах русского языка. Хэйлунцзянский университет образовался на базе факультета русского языка. А факультет организовали из Харбинского института русского языка. Это значит, что факультет русского языка Хэйлунцзянского университета — колыбель китайских русистов. По сравнению с ними русский язык в нашем Гуанвае очень молодой. Я только в 70-м году появился здесь, а там уже с сороковых годов преподавали. Там собиралось большое количество настоящих русистов. Но так было в то время. Сейчас там тоже стало гораздо хуже. И в Пекинском университете иностранных языков. Люди уже не те. Преемники не достигли уровня своих предшественников. И здесь то же самое. Разные поколения получили разное образование и прошли разную школу. С точки зрения масштаба и кругозора студенты теперь, конечно, много знают и много видят. Но поверхностно. Кто стоит сейчас на кафедрах? Эти преподаватели получили более слабое образование по любым специальностям.

Профессор Николай в наше время

В России так же. Но там есть ещё один минус — преподаватели вузов очень мало зарабатывают. В 2002 году я получил поддержку от государства и ещё раз был в МГУ. Три месяца. Опять вернулся на свою кафедру. Моей научной руководительнице в то время было уже за семьдесят. Плохое здоровье, каждый день много занятий, но получала очень мало. В тот раз не только китайская, но и русская сторона платила мне зарплату. Профессорскую зарплату, но нижнего уровня. Сколько я получал? Где-то тридцать два доллара в месяц. Я стоял в очереди в кассу за зарплатой вместе с этими профессорами. Самое большое кто-то получил семь тысяч рублей. В то время доллар стоил меньше тридцати рублей, где-то двадцать семь — двадцать восемь. То есть двести долларов с лишним. Тоже немного. Но то, что мне платил МГУ просто ерунда. Если бы я получал только этот оклад, не поехал бы. Зачем? Я бы просто умер с голоду. Но с нашей стороны мне платили ещё восемьсот долларов. А профессора МГУ в то время получали вот такую зарплату. Вещи, продукты стоили дорого. Я не понимаю, почему Россия платит такую маленькую зарплату своим профессорам. Это же МГУ! Как же так?