Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

– Эх, брат, эх! Люблю я народные русские песни!

Первая наша остановка – Куманово, небольшой македонский городок стиля маседуан 224 224 Фр.: macedoine – по-македонски, т.е. всякая всячина, пестрота; обычно – название десертного фруктового салата. , в котором перемешаны старые турецкие постройки с мещанскими современными домами, и на улицах которого голые темнокожие мальчишки чередуются с изысканными джентльменами в розовых галстухах.

В этой стране до сих пор по старой традиции далеко не спокойно, несмотря на энергичные меры, предпринятые сербскими властями. Разбойники – «качаки» – вблизи границ Болгарии и Албании совершают нападения на страну, грабят путешественников, терроризируют население местностей, удаленных от административных центров.

Недавно, например, к одному сельскому священнику в Македонии приехал из Америки сын. Качаки украли этого молодого человека и потребовали от отца выкуп в размере тысячи золотых «наполеонов». Удрученный священник отправился в горы, узнал от пастухов, где находятся качаки и пробрался к ним, чтобы поторговаться. Качаки приняли священника довольно любезно, но размер выкупа уменьшить отказались, ссылаясь на всеобщую дороговизну. И только когда отец рассказал, что сыну крайне необходимы деньги на предстоящую свадьбу, согласились уступить сто «наполеонов», чтобы молодым было на что повеселиться.

Уходу в качаки много способствуют кроме личных склонностей к этому благородному занятию, и причины политические, а также обычай кровавой мести, до сих пор сохранившийся в Македонии во всей своей идеологической и практической прелести. Около албанской границы, на берегу Охридского озера, какая-то теплая семейка, состоявшая из пяти братьев, отобрала у одного арнаута 225 225 Албанец. землю и заставила владельца бежать в горы. Выждав удобного случая, обиженный убил двух братьев из пяти и превратился в профессионального качака. Тогда оставшиеся в живых три брата сговорились, что младший из них за 200 «наполеонов» убьет убийцу. Однако, сам младший брат решил не брать на себя трудности отыскания убийцы: он выгодно передоверил убийство своему садовнику за 100 «наполеонов», с условием, что в доказательство совершенной мести тот снимет с убитого обувь и принесет ее своему доверителю.

Садовник дело сделал чисто: убил убийцу и принес его сапоги. Но 100 наполеонов, увы, не получил. Младший брат, желая полностью заработать 200 наполеонов, сам, в свою очередь, зарезал садовника и бросил его труп в колодец. И все кончилось бы хорошо, если бы не одно грустное обстоятельство: у садовника остался в живых взрослый сын, находящейся сейчас в Албании. Теперь этот сын выслеживает с гор, когда убийца его отца отойдет достаточно далеко от села, чтобы можно было его ухлопать. Но, говорят, у убийцы садовника тоже, в свою очередь, подрастает сын. И чем и когда окончится, наконец, это сложное албано-македонское кольцо Нибелунгов, – очень трудно сказать.

Около Дебара, как мне передают, один местный мусульманин уже четыре года сидит у себя дома, никуда не показываясь из боязни кровавой мести, которая тяготеет над его родом. И только во время Байрама несчастный решается выйти подышать чистым воздухом, так как во время Байрама убийства Кораном воспрещены. А на Косовом поле, говорят, был такой случай: арнауты убили брата муллы, а мулла в отместку убил арнаута; однако, по мусульманскому обычаю отпевать умерших в каждом данном месте должен обязательно местный мулла. И поэтому родственники убитого обратились к убийце с просьбой отпеть его собственную жертву, гарантируя на три дня мораториум от кровавой мести.

Как говорят, мулла согласился, совершил обряд, три дня находился в полной безопасности. И только в конце четвертого дня, или может быть даже на пятый, был, наконец, убит арнаутами.

Наслышавшись страшных рассказов про похищения качаками мирных граждан и про ужасы кровавой мести, я не на шутку задумался, сидя в Куманове: не вернуться ли лучше в Белград? Нам предстояло идти пешком чуть-ли не двадцать верст от Куманова до деревни Старо-Нагоричане для осмотра древнего монастыря. А кто гарантирует, что на протяжении этих двадцати верст меня не похитят?

Я поделился своими опасениями с председателем, который перед началом похода сидел за бокалом пива в кумановской кафане и, отвернувшись от публики, спешно пришивал к своему новому жилету отскочившие за ночь пуговицы.

– Смелей, смелей, дорогой мой, – бодро произнес он, вытягивая из-под жилета иглу с бесконечною ниткой. – Никто вас не украдет, кому вы нужны?

– А если, все-таки?

– Ну, тогда выкупим. Членскими взносами. Не беспокойтесь.

– Членскими взносами! – уныло протянул я. – Во сколько же лет вы соберете необходимую сумму? Хорошо, ну, а если меня убьют, кто-нибудь будет за меня мстить?

– Конечно, будет. Вот – Сергей Иванович 226 226 Сергей Иванович Орем (1889-1965) – военный и общественный деятель. Сотрудник белградской газеты «Новое время». Автор заметок о попытке освобождения Царской семьи в Тобольске «Заговор» (1931, Белград). , например. Он отомстит. Председатель тихо вскрикнул, проткнув иглой жилет на большую глубину, чем это требовалось необходимостью.

– Нет, вы уж меня увольте, – недовольно пробурчал Сергей Иванович, сильно страдавший от жары и опустошивший уже четыре сифона. – Я не знаю, как добреду до Нагоричан в этих проклятых сапогах… А вы еще шутите. Вообще глупая это затея – лезть туда, где могут напасть разбойники. У меня как-никак жена, сын…

– Счастливчик! – Вздохнул я. – Вам нечего бояться, раз сын есть: вырастет малыш и отомстит за отца. А что делать мне, бездетному? Пропадать ни за что, ни про что?

Председатель кончил шить. Громко откусил нитку, быстро встал и победно осмотрел сидевших за столами экскурсантов.

– Готовы, господа?

– Готовы.

– В таком случае, в путь. Фотограф, вперед! Господа художники, прошу без моего разрешения привалов для этюдов не делать. Генерал, карта с вами? Ведите!

Сопровождаемые голыми мальчишками, вспугивая сонных собак и вызывая тревожное внимание жителей, мы двинулись по улицам Куманова на северо-восток, предводительствуемые нашим сочленом – генералом Генерального штаба, уверенно сжимавшим в руке пятиверстную карту.

Не знаю, может быть, причина просто в том, что мы почти не спали всю ночь по дороге из Белграда в Куманово; но македонское солнце на пути в Нагоричане показалось мне особенно злобным и невыносимым. Завидев на шоссе группу медленно передвигавшихся бесправных русских людей, тащивших на себе чемоданчики, мольберты, фотографические аппараты, зимние пальто и резиновые плащи, оно накинулось на нас со всей жестокостью восточного деспота, жгло, палило, впивалось в плечи зубами раскаленных лучей.