Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

– Эх, лучше и не говорить! – с грустной улыбкой произношу я. Затем, в подтверждение грусти вздыхаю и дружески начинаю прощаться.

Кто он, этот таинственный близкий друг? Как его имя? Фамилия? Иван? Николай? Владимир? Иваненко? Петренко? Сомов? Громов? Петров? Николаев? И как ему звонить?

А вот, что особенно обидно: всех тех лиц, с которыми я знакомлюсь сейчас, моя память долго не удерживает; a всех тех, с кем познакомился в ученические годы, до сих пор хорошо помню.

Навуходоносор, например. Это – сын Набопаласара. Разбил египетского царя Нехо на Евфрате. Разрушил Иерусалим. Украшал Вавилон великолепными постройками, на подобие висячих садов Семирамиды. А Семирамида – жена Нина, основательница Ниневии, после смерти мужа долго управляла своим государством.

Или Цезарь, хотя бы, Гай Юлий. Как будто на моих глазах жил.

От 100 до 44 до Рождества Христова. Сначала квестор, потом курульный эдил, затем претор и в конце концов великий полководец. Триумвират с Помпеем и Крассом. Покорение Галлии, переход через Рейн, походы в Британию. Победа над Фарнаком, царем Босфорским…

А древнегреческая мифология? Точно все ее факты произошли совсем недавно, после второй мировой войны. Хотя бы Авгиевы конюшни: Авгий, царь Элиды, сын Гелиоса, имевший такие стада, что для уборки навоза от них Геркулесу понадобилось отвести русло реки и направить на конюшни все воды. Или – бочки Данаид: Данай, сын египетского царя Бела, бежал из Египта, царствовал в Аргосе. Когда пятьдесят египетских женихов посватались к его пятидесяти дочерям, он уговорил дочерей принять предложение, a затем умертвить мужей. За это преступление дочери-данаиды и приговорены в подземном мире к тому, чтобы непрерывно собираться на конференцию пятидесяти и лить воду в пустую дырявую бочку.

Да, вообще, чего я только ни помню из тех времен! Прекрасный юноша Эндимион, на которого богиня луны Селена наводит непробудный сон. Или самовлюбленный Нарцисс из Лакедемона, сын нимфы Лейриопы, после смерти обращенный в цветок. Или Филемон и Бавкида, милая супружеская пара во Фригии, радушно принявшая блуждавших инкогнито Зевса и Гермеса и после смерти превращенные в рядом стоящих дуб и липу…

Все это я до сих пор отлично знаю. А вот, спросите меня: как зовут того молодого человека, который в прошлом году заснул у нас непробудным сном на дне русской культуры, – не вспомню. Или – как фамилия этих двух милых старичков – мужа и жены, которых я часто встречаю идущими под руку по нашей улице? Пусины? Кусины? Они, кажется, с Кубани, если не из Архангельска…

Одно время, во избежание неприятностей, связанных с ослаблением памяти, попробовал я заняться мнемоникой. Один знакомый мне рассказывал, что у них в Одессе был такой «профессор мнемоники» Вайнштейн 246 246 Соломон Данилович Файнштейн, автор книг «Восемь лет деятельности на поприе преподавания искуства изощрения укрепления памяти (мнемоники)» (1895), «Мнемоника кратчайший путь к достижению всех знаний» (1897) и др. , который проделывал чудеса. Все лечившиеся у него одесситы настолько обостряли память, что не только точно запоминали чужие фамилии и имена-отечества, но знали все о своих знакомых и даже о незнакомых: у кого какие деньги в банке, у кого какой долг и кому, кто на какую сумму может быть кредитоспособным.

Кажется, система экстраординарного профессора Вайнштейна заключалась в следующем. Для упражнения зрительной памяти пациент должен был смотреть на какой-нибудь сложный по форме предмет, закрывать глаза и описывать, что он видел. Затем, открывать глаза, снова смотреть, снова закрывать, снова описывать, и так до тех пор, пока не мог восстановить все подробности предмета, его краски и очертания.

А для запоминания имен и отчеств применялась таблица с именами исторических личностей или известных литературных типов: Андрей Боголюбский; Антон-Ульрих, сын герцога Фердинанда Альбрехта-Вольфенбюттельского, муж правительницы Анны Леопольдовны; Александр Македонский, по отечеству Филиппович; Алексей Михайлович, царь; Анастасия, дочь Ярослава Мудрого, супруга Андрея, короля венгерского, или, на выбор, Анастасия, первая жена Ивана Грозного, дочь окольничьего Романа Юрьевича Захарьина Кошкина; Анна: – внучка Императора Константина Багрянородного, жена Владимира Святого, или Анна – Иоанновна, императрица всероссийская, дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны. Затем, на букву Б: Борис, сын Владимира, по крещении Роман, князь Муромский, или Борис Годунов; Богдан Хмельницкий, он же Зиновий, в 1649 получил гетманство… И так далее. Имена до буквы Я, и даже до Фиты.

Если верить моему приятелю, академик мнемоники Вайнштейн заставлял пациентов заучивать всю эту таблицу, и путем ассоциаций с историческими лицами удерживать в памяти – как звать новых знакомых. Например, Михаил Алексеевич Подопригора. Подопригору нужно просто запомнить, связав его с какой-нибудь горой, хотя бы с Казбеком, и с подпоркой для покосившегося забора. А Михаил Алексеевич легко получается так: царь Михаил Федорович – отец царя Алексея Михайловича; а этот Михаил Подопригора – не сын Михаила Феодоровича, а сам сын своего сына, т. е. Алексея. Вот и все. Или взять какую-нибудь Анастасию Ивановну. Анастасия – первая жена Ивана Грозного; но так как она сама Ивановна, то значит она и его дочь. Или можно взять так: Ивана Грозного переместить на место Ярослава Мудрого, а Ярослава сделать сыном Василия Третьего. Тогда Анастасия родится не у Ярослава, а у Ивана. И получится Анастасия Ивановна, что и требовалось доказать.

Нужно признаться, я эту систему некоторое время пытался применить на своей личной практике. Однако, чтобы верно приложить к кому-нибудь историческое имя или отчество, нужно человека помнить в лицо. А тут-то и получается затруднение. Вижу я – идет навстречу свежий новый знакомый. Этот знакомый у меня мнемонически уже точно зафиксирован: он – князь Муромский Борис, предательский убитый Святополком Окаянным, сын пушкинского Евгения Онегина. Подхожу к нему, говорю не без некоторого самодовольства: «здравствуйте, Борис Евгеньевич». А, оказывается, Борис Евгеньевич – совсем другой, а этот – Порфирий Александрович, отец композитора Бородина, сын Царя Освободителя Александра Второго.

А то пробовал я применить и другой метод: изучать зрительный образ каждого человека, с которым только что познакомился. Однако, тут результаты неважные. Посадили меня как-то за столом против недавно приехавшей почтенной пожилой дамы. Сижу я, время от времени украдкой направляю на нее пытливый пронизывающей взгляд, затем закрываю глаза, чтобы представить себе все подробности лица: два больших коричневых пятна на лбу справа, одну небольшую бородавку на левой щеке, мясистые возвышения под глазами, морщины горизонтальные, морщины вертикальные, складки, идущие по лицу в виде скобок или вопросительных знаков… Потом открываю глаза, опять всматриваюсь. И, вдруг, со страхом вижу, что дама эта начинает кокетливо улыбаться и с многозначительным лукавством подмигивать…