Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

К счастью, среди разных представителей мультилоквенции встречаются иногда и совсем безобидные, не требующие никакой жертвы со стороны слушателей. Вот, вспоминается мне один очень милый соотечественник, с которым одно время пришлось жить в одной квартире и даже быть соседом по комнате. Оказался он человеком застенчивым, а потому нелюдимым, неразговорчивым. Стеснялся не только многолюдного общества, но даже одиночных собеседников, если был мало с ними знаком.

Но когда оставался он в своей комнате один, с глазу на глаз с самим собой, вся застенчивость сразу исчезала. Себя он совершенно не стеснялся, был с самим собой на дружеской ноге, становился словоохотливым, находчивым и даже остроумным.

– Ну, что, брат, Николай? – слышал я сквозь щели внутренней двери, соединявшей наши комнаты: – Свалял ты сегодня дурака?

– Да уж, свалял, с грустным смехом отвечал Николай:

– А я, ведь, тебя предупреждал: не верь Заковыркину, – продолжал Николай. – Какой разумный человек может поверить в существованье мази, которая вполне обновляет поношенные костюмы?

– Это верно… – соглашался Николай. – Но, ведь техника так бешено развивается…

– Техника-то развивается, верно, – соглашался Николай, – но вместе с нею развивается и жульничество. Ты сам посуди: ну, какой химический элемент в состоянии из старого костюма сделать новый?!

– Да там внутри что-то секретное есть. Уголь вместе с перекисью водорода…

– Эх, сам ты – перекись: пять тысяч внес в это дурацкое дело!

– Ну, да. Зато я должен был получить пятьдесят процентов чистого дохода!

После всего этого – временное молчание. И затем снова слышно:

– Ну, ладно… А теперь, – может быть, выпьем чайку, Николай?

– Отчего же, выпьем, – отвечает Николай.

– У нас там, кажется, и печенье есть, – говорит Николай. – Да, как будто есть, – соглашается Николай.

– Так зажигай примус, Николай, – просит Николай.

– Отчего же, сейчас зажжем и примус!

После этого опять некоторое время молчание. A затем слышится уже не разговор, a пение. Мой сосед – большой меломан, в России любил посещать оперу, из всех композиторов больше всех увлекался Верди.

И вот из-за стены доносится трагический дуэт, кажется, – из «Бал-маскарада». Между матерью, колоратурным сопрано, и сыном, басом, происходит тягостный разрыв:

– Ты мне не с ы ы ы ы ы ы н! – тонким голосом выводит колоратуру Николай.

– Ты мне не м а а а а а т ь! – негодующим певучим басом отвечает Николай.

Не знаю, какой процент составляют люди с психическими уклонениями среди иностранцев. Редко бываю в их среде. Но у нас, русских, этот процент довольно высок.

И, вот, я часто думаю: как хорошо было бы человечеству установить для всех культурных людей один общий средний нормальный тип человека, при сравнении с которым каждый желающий мог бы определить, чего ему не хватает, или что у него находится сверх меры. Ведь, в Севре, например, хранится эталон официального точного метра, по которому должны равняться все металлические и деревянные метры, находящееся в продаже и в употреблении. Это – одна десятимиллионная часть четверти парижского меридиана. Точно и ясно. А почему наука не сделает того же самого с человеком? Пусть найдет идеально-уравновешенного индивидуума, который все делает нормально; говорит, сколько полагается, молчит, сколько надо; проявляет в меру пристрастия, в меру любит, в меру ненавидит; смеется достаточно, но не слишком, плачет, как полагается приличному человеку, но не навзрыд. Эталон такого идеального типа можно было бы тоже поместить куда-нибудь в Севр или в парижскую Палату мер и весов, дать даровую квартиру, стол, отопление, освещение и показывать публике, желающей избавиться от всяких бзиков и пунктиков.

Неужели психологи и психопатологи никогда до этого не додумаются? Хотя бы фрейдисты?

Между прочим, помню, знал я одного такого идеального человек лет двадцать тому назад. Не представляю, где он теперь. Уравновешен был чрезвычайно. Умеренно ел, умеренно пил, умеренно думал, умеренно развлекался, умеренно страдал, умеренно наслаждался, умеренно вспоминал, умеренно слушал. Другого такого я за всю свою жизнь не видел.

И как обидно: не повезло ему в жизни! Женился один раз – жена почему-то отравилась. Женился во второй раз – вторая жена выбросилась из окна с пятого этажа.

«Возрождение», Париж, май 1955, № 41, с. 72-77; июль 1955, № 43, с. 134-139; сентябрь 1955, № 45, с. 74-80; октябрь 1955, № 46, с. 101-108.

В конце концов бесконечные разговоры об обычной атомной бомбе и о бомбе водородной начинают надоедать.

Сначала была просто бомба. Затем супер-бомба. Теперь бомба водородная. В общем, никакой фантазии у этих ученых.

Отыскали один путь разрушения и с тупым упорством продолжают топтаться на нем.

Вот если бы от меня зависело, я бы в американскую комиссию по защите страны обязательно ввел в качестве непременных членов, помимо физиков, химиков и инженеров-техников, писателей романистов. Для расширения научной фантазии.

Со времен Каина человечество изобрело только один способ войны: взаимное физическое уничтожение с предварительной ложью и жульничеством. Чтобы окончательно победить, обязательно нужно убить. Какой-то идиотский социальный закон…

Между тем, если вдуматься в вопросы защиты и нападения, для победы совсем не обязательно физически уничтожить противника.

Ведь вот, немцы придумали в конце первой войны способ ослабления России при помощи морального разложения. Скинули на нашу территорию не бомбы, не газы, и не микробы, а нечто совершенно новенькое: вагон отвратительных человеческих выродков. И генераторами какой страшной разрушительной энергии оказались эти дегенераты!

Как мы знаем, большевики в огромном масштабе использовали немецкий опыт. И успешно воюют теперь при его помощи своими пятыми колоннами и в мирное, и в военное время.

Я не для того привел последний пример, чтобы рекомендовать его цивилизованным странам. Атомные бомбы, конечно, неизмеримо лучше большевиков.

Но если вообще возможны приемы войны помимо физического истребления врага, то почему ученым не обратить внимание на них? В этот-то им как раз и должны помочь своей фантазией писатели, которых пригласят в совет обороны.

Взять хотя бы вопрос о лучах. Одно время лучшие умы человечества очень интересовались этой проблемой. Но опять-таки только в направлении убийства. Кто-то где-то при помощи подобных лучей, направленных по ионизированному воздуху, даже уничтожал на небольшом расстоянии крыс и кроликов.

А затем это дело почему-то заглохло.

Между тем, если заняться лучистым вопросом как следует, можно в конце концов изобрести такие лучи, которые никого не убивают, а действуют только на нервную систему, повергают людей в глубокий сон или в безвредный вид летаргии.