Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Словом, судя по отчетам, не люди мы, а настоящие боги, у которых пропеллер спереди, ракета сзади, в ушах – микрофон, в глазах – электронный микроскоп, а из ноздрей вырывается пламя для автогенной сварки всего мира в одно великое рабочее целое…

Гораздо скромнее, чем отчеты науки и техники, журнальные обзоры духовной жизни цивилизованных стран за истекшие пятьдесят лет.

Как ни пытаются авторы этих обзоров доказать, что литература, живопись, музыка XX века далеко шагнули вперед сравнительно с XIX веком, никакого восторга у читателя они вызвать не могут. Футуристы, кубисты, сюрреалисты, модернисты, экзистенциалисты, математическая музыка, параллельные квинты, джаз, банджо, гармоника для высшего общества, негритянское пенье для утонченных эстетов, загадочные сюжеты картин для любителей китайских головоломок, жуткий рев симкакофоний, новый юмор экрана с проламыванием человеческих черепов, с чаплинской мировой скорбью штанов, закрученных штопором…

Кто серьезно поверит, что стоило для всего этого прожить полвека и похоронить тех представителей старой культуры, которые по ошибке как-то проскочили из XIX века в XX-й?

Попадаются и еще кое-какие обзоры успеха полувековой работы во славу прогресса. Мощное развитие социализма, например, уничтожившего частных акул ради процветания государственных щук; величественный расцвет пролетариата, который поднялся до командных высот и с этих высот показал человечеству, какие идеалы таятся в его самодержавной левой ноге.

В общем, все гигантскими шагами ушло вперед. Все развилось, расцвело, достигло небывалых форм и размеров.

И вот, только об одном факте никто не решается написать восторженного отзыва: о том, как за пятьдесят лет среди отсталой части земного населения увеличился авторитет тех самых великих держав, которые дали миру упомянутые завоеванные ценности науки, техники, искусства, демократизма и социализма…

А это, между тем, весьма любопытно: сравнить, каким престижем пользовались полвека назад Великобритания, Соединенные Штаты, Франция, Германия, наша Россия… И до какого престижа, в благодарность за завоевания прогресса, докатились к настоящему времени.

Начнем хотя бы с британского льва. Какой это был символ мощи, несокрушимости, непревзойденного земного величия!

Когда в начале столетия британский лев величаво дремал, все население Азии и Африки ходило на цыпочках, чтобы не нарушить покоя его величества, царя всех зверей. Когда этот лев открывал глаза, все на востоке, на юге почтительно опускали взоры к земле. Когда лев слегка потягивался, все растягивались ниц. А когда он начинал недовольно ворчать, все, затаив дыхание, ждали: что будет? Какая гроза разразиться?

И германский или русский орел… Или символ небесных высот на земле – американские звезды…

Взмахнут орлы крыльями – и несется буря над Азией. Дрожит Африка. Бежит от немцев, куда глаза глядят, перепуганное племя Герреро. Прокричит галльский петух, – и весь Индокитай знает, что пора вставать, приниматься за обработку хозяйских плантаций. И американские звезды не всегда вызывали одни только поэтические чувства: нередко оказывались вспышками мощных разрывов…

Появлялся где-нибудь далеко за морями англичанин, американец, немец, русский, француз… И все почтительно уступали дорогу. С благоговением глядели вслед. И какой ореол вокруг каждого консула! Какое священное поклонение военному кораблю, ставшему на рейд у берегов!

Пятьдесят лет прошло. Достигнуты высоты необычайные. Авиация, радиофония, телевизия, говорящие фильмы, превращение элементов, разложение атомов, кванты, сюрреализм, социализм осуществленный на опыте…

А заснет теперь английский лев – и прохожие снисходительно похлопывают его по спине. Откроет лев глаза – никакого впечатления нигде: точно и не просыпался. Проворчит – никто не замирает в молчании. Наоборот, все начинают галдеть. Встанет, наконец, начнет бить себя хвостом по бокам, показывая, что он рассердился, – а все вокруг с любопытством смотрят: чего он скулит? Кое-кто хватает даже за хвост.

И орлов уже нет никаких. Кричит о чем-то осипшим голосом оставшийся в одиночестве галльский петух, не то кому-то угрожая расправой, не то сам боясь, чтобы его не зажарили. Помахивают американцы перед чужим носом своими звездами, но никто не верит, что это искры со скипетра громовержца Зевса, а не звезды с рождественской елки.

И никто уже ни в Азии, ни в Африке не уступает дороги, а наоборот нагло толкается. И, завидев консула, подумывает: не щелкнуть ли его по носу?

Вот при таких обстоятельствах и пиши обзор об успехах престижа!

Прогрессировали великие державы пятьдесят лет, прогрессировали. Допрогрессировались. Остались от их величия только рожки да ножки.

И есть теперь всякие державы: и дикие, и полудикие, и малые, и крупные – величиной с Федору 255 255 Шляпа из мягкого фетра, обвитая лентой. . Но великих держав нет. Были и вышли.

Выло это в конце прошлого века. Притаившись, сидел я на любимом ковре под роялем. Над моей головой, опираясь на колонны черных полированных ног, простирался потолок, составленный из дерева, металла и струн. Огромный рояль, точно живое чудовище, дрожал и стонал, грохотал раскатами грома, звенел колокольчиками, пел сладостные непонятные песни.

Это – старшая сестра играла одну из рапсодий Листа.

– A где негодный мальчишка?

Меня нашли, извлекли из-под рояля, заставили надеть пальто и сказали:

– Идем на прогулку. Покажем тебе интересную вещь.

Наш город был не какой-нибудь глухой, жалкий, глубоко-провинциальный. Нет. В нем встречались в большом количестве двухэтажные дома, и было даже несколько трехэтажных, крыши которых казались мне горными вершинами, прикасавшимися к небу и звездам. А по некоторым улицам у нас даже ходила конка, иногда мчавшаяся со скоростью шести верст в час. Счастливый кучер ее мог сколько угодно звонить в висевший наверху сбоку чудесный колокол, и никто ему за это не делал никаких замечаний. А еще более счастливый кондуктор имел в своем распоряжении целую пачку прелестных разноцветных билетиков, которые он продавал по три, по пять и даже по семь копеек. Да они того и стоили: уж очень красивые были цвета.

Но что считалось гордостью города это – величественная главная площадь, вымощенная отличными большими булыжниками. По ним с таким веселым тарахтением можно было ездить взад и вперед на извозчиках. На этой площади стояли самые главные наши строения: с одной стороны – Собор, с другой – каланча. На каланче во время пожаров вывешивались большие черные шары, чтобы прохожие знали, где горит, и чтобы успели побежать туда и полюбоваться, пока огонь не погаснет.