Стоян Даскалов - Цветины луга

Пока Игна бродила по стройке, наступил обеденный перерыв. И перерыв-то у них начинался не по-человечески: вдруг завыла сирена, как во время войны, того и гляди, налетят самолеты и начнут сбрасывать атомные бомбы. Игна чуть не пустилась наутек… Тишины, сельской тишины здесь не найдешь! Здесь даже солнце какое-то запыленное, тусклое, нечистое.

«И как только здесь люди живут? Эх, Сыби, Сыби!»

Она вдруг потеряла мужа из виду. Люди, множество людей залило заводской двор. Они спустились с лесов, башенных кранов, столбов, вынырнули из цехов — вокруг нее бурлила, плескалась грязно-синяя толпа. Рокот машин затих, но в ушах у нее все еще гудело. Рабочие, отделившиеся от машин, снова обрели дар речи. Гул машин сменился гамом голосов.

— Эй, Лачко! Здорово! Привет! — слышалось отовсюду.

Люди оживали и, весело переговариваясь, сливались в синие ручьи, которые текли в сторону магазинов и столовой.

Игна сновала в толпе, оборачивалась во все стороны, но Сыботина нигде не было.

— Эй, товарищ! — раздался рядом чей-то знакомый голос.

Она обернулась и увидела перед собой смеющееся женское лицо. Странное дело: в этом лице было что-то знакомое, но Игна никак не могла вспомнить, кто эта женщина.

— Не узнаете? — женщина только что вымыла лицо под краном и вытиралась полотенцем. — Нас, действительно, здесь узнать нельзя.

И только когда она вытерлась, расчесала сбившиеся под косынкой волосы, Игна радостно воскликнула:

— А-а!

Железные шарики снова стали глазами. В них искрилось солнце, зеленела трава. Лицо женщины золотилось персиковым пушком.

— Ты та, что пела на посадке винограда?

— Та самая! Здравствуйте! — крановщица, сунув перчатки в карман комбинезона, дружески пожала ей руку.

— Лидия! Пошли! — звали ее проходившие мимо мужчины, но она махала рукой:

— Идите, идите!

— Лидия, пойдем! — тянули ее девушки, а она только знай отмахивалась и не трогалась с места.

Две женщины, которых, казалось, ничто не связывало, которым нечего было сказать друг другу, стояли, не трогаясь с места.

— Иди обедай! Здесь ведь не село, где когда вздумается можешь заглянуть в кастрюлю — всегда что-нибудь да найдется. А тут, у вас, раз опоздал, кончено.

— Ничего страшного. Есть магазины, ларьки. Да у нас всегда что-нибудь есть про запас. А ты что здесь делаешь?

— Да вот мужа проворонила. Вроде был тут, а не углядела, куда делся. Пока надумала окликнуть, его и след простыл. А он и не знает, что я здесь.

— Небось, пришла проверять? — рассмеялась Лидия.

— И не думала! Работаем недалеко отсюда, в саду, вот я и решила прийти проведать.

— Ну, как, нравится тебе здесь? — испытующе посмотрела на нее Лидия. — Это тебе не деревня.

Игна только вздохнула. Она чувствовала себя виноватой перед этой женщиной. Думала о ней невесть что, а она, оказывается, не такая. Была бы какая верченая, разве стала б так разговаривать. Игна чуяла в ней крестьянскую жилку и решила выложить ей всю правду, как есть.

— Конечно, не деревня, — это ты верно сказала. Закваска у тебя деревенская, вот ты и угадала. С тех пор, как начали строить этот завод, мой не дает мне житья, перетянуть сюда хочет. Не я так его распушила, что теперь уже не смеет и пикнуть. Только вот и девчонке голову заморочил. Бредит заводом. Закончу, говорит, школу и пойду на завод к отцу. Никакого сладу с ней нет. Убегу, мол, к отцу, там тоже есть школа. Одна из нашего села уже переехала — жена Тучи.

Лидия кивнула головой.

— Переезжай и ты, что тут думать? Чем раньше, тем лучше.

— Просто не знаю, дорогая, что тебе сказать, только, кажется, я буду последней. Чудно́ мне, как вы можете здесь жить! Я тут с ума сойду!

— Сначала будет трудно, потом привыкнешь!

— Ни за что! Так скажу сегодня и моему Сыботину. Пусть оставит меня в покое. Не выйдет из меня работницы.

— Многие так говорили, а теперь хоть и выгоняй — так не уйдут.

— Знаю. Зарабатываете вы здесь хорошо, но разве ж это жизнь! Я своему мужу, когда приносит получку, всегда говорю, что деньги эти грязные.

— Почему же грязные?

— Потому, говорю ему, что посмотри на себя, какой ты грязный, весь в мазуте. А наша сельская работа по сравнению с вашей — чистая. Поэтому и деньги наши чистые — на чистом воздухе заработанные. А у вас здесь не жизнь, а каторга, хуже смерти.

— А ты не торопись. Приди второй, третий раз. Того и гляди тебе здесь понравится.

Лидия попрощалась с ней и пошла в сторону столовой.

Игна следила, как она легко перепрыгнула через ров, перемахнула через бревно и затерялась где-то среди бараков.

— Где ты пропадаешь? — набросился на нее Сыботин. — Мне говорят: жена твоя здесь, а я им: не может этого быть, мы ведь не договаривались, я ничего не знаю. Она, говорят, своими глазами видели, что она.

— А то кто же — я, как видишь. Ты можешь являться домой без предупреждения, а мне нельзя, да?

— Ну, и как ты решила? Переезжаем или нет? Только давай думай быстрее, а то квартиру упустим.

— Не нужна мне твоя квартира.

Сыботин предполагал, что раз она сама пришла на завод, значит, решилась на переезд.

— Идем к Туче, посмотришь, какую квартиру ему дали.

— Мне пора к своим, обед-то уже кончился.

— На минутку заглянем. Мы ведь свои люди.

Игна тоже думала об этом, когда шла на завод, но грохот, скрежетанье и лязг железа совсем выбили ее из колеи.

— Они себе и палисадник разбили перед окнами…

Сыботин пошел вперед, и скоро они очутились перед жилым домом, стены которого были выкрашены в зеленый цвет. Рядом стоял розовый дом, дальше — красный, потом кремовый и снова — зеленый, красный, голубой, — всех цветов радуги.

Сыботин показал рукой на балкон с цветами.

— Вот здесь живет Туча.

Игна, мельком взглянув туда, куда показывал Сыботин, склонилась над цветами, растущими перед домом.

— И ты называешь это палисадником! — фыркнула она.

Под окнами тянулись две узкие грядки с цветами, ничем не огороженные.

— Любой, кому не лень, может рвать цветы.

— Ну и что? Здесь все общее: и палисадники, и дворы, и площадки для игр. Ты, может, хочешь, чтобы люди отгораживались друг от друга стеной?

— Да, хочу. Хочу знать, где мое, а где нет. Чтобы у меня был свой — только мой — палисадник. Как же можно жить без двора? Каждый, кому вздумается, будет входить и выходить?

— А разве это плохо?

— Для тебя неплохо, а мне не подходит! Я буду садить цветы, а другие будут рвать?

— Почему ты? Здесь есть садовник.

— Знаю я этих садовников. Насмотрелась. Как посадят весной, так потом и глаз не кажут. Все повысохнет, осенью ни стебелька, ни корешочка не найдешь.

— Здесь завод, а не кооператив.

На балкон, под которым они стояли, вышла женщина и, не глядя вниз, стала вытряхивать покрывало. Потом перегнулась через перила и, увидев Игну и Сыботина, радостно крикнула: