Стоян Даскалов - Цветины луга

Мара не выдержала и разрыдалась. Слезы душили ее, мешая говорить…

— Успокойся! Успокойся, пожалуйста! Это пройдет!.. — бормотал Дянко несвязно. — Это после родов! Еще хорошо, что все так обошлось!..

Он знал случаи, когда от родов умирали, сходили с ума… И он чуть не ляпнул: «Это еще ничего, могла бы и умом помешаться!», но вовремя спохватился и сказал:

— Ты потеряла много крови и перенервничала!

— Свою кровь и силы я отдала ребенку, и поэтому я говорю тебе, что у тебя нет ребенка! — вытерев слезы, ответила Мара и устало опустилась на подушку.

В это время в палату вошла сестра с ребенком на руках.

Она подала матери небольшой продолговатый сверток. Дянко почему-то пришло в голову, что он похож на кусок телячьей колбасы. А Мара преобразилась: щеки ее порозовели, глаза светились. Дянко никогда еще не видел ее такой. Она поцеловала ребенка и приложила его к груди. Только теперь Дянко увидел маленькое, величиной с кулак, личико сына, высунувшееся из мягкой, пушистой пеленки и напоминавшее мордочку ежика. Оно смешно рылось на груди матери, ища сосок. А Мара лежала вся трепет и умиление, ее просто нельзя было узнать! Словно какой-то особый свет озарил ее. Дянко подождал, пока малыш начал сосать, облегченно вздохнул, поспешно сдернул с головы шапку, которую, оказывается, забыл снять и собрался было идти.

— А… вы… как сюда попали? — спросила вдруг сестра.

— Да… через черный ход, — замялся Дянко.

— Иди домой! Запрещено ведь! Заразишь ребенка! — сказала Мара, не поднимая головы, а голос был теплый, ласковый и ему показалось, что она уже не гонит его, а просит остаться, не уходить…

Он закивал головой, развел руками, извиняясь почему-то не перед женой, а перед сестрой, и тихо на пальцах, вышел из палаты.

Выйдя на улицу, Дянко обернулся и долго смотрел на окна родильного дома, думая от том, как сильно он виноват перед Марой. Он зашагал в деревню с твердым намерением искупить свою вину, стать рабом ее и сына.

Дянко не мог уже стать прежним. Он был теперь словно отломанная от дерева ветка, с которой каждый мог делать, что хотел.

Больше всего он боялся, что Мара, характер которой был ему хорошо известен, не согласится жить с мужем-тряпкой, безропотно и покорно исполняющим волю начальства.

Хотя, с другой стороны, ему было известно, что любая женщина стремится держать мужа под каблуком. Упиваясь своей властью, женщины находят в этом некоторое утешение, расплату за все муки, которые выпали на их долю по воле природы.

Видя, что никто не урезонивает рабочих, захвативших здание школы, уборщица Дина отправилась в поле и разыскала там Игну.

— Иди скорее посмотри, что делается! Никого не боятся! Только ты можешь с ними справиться! Самовольно заняли школу, натаскали бензина, всякой всячины… А если вдруг пожар? Пропала школа! Куда будут ходить с осени наши дети?!..

И Дина расплакалась. Этого Игна уже не могла стерпеть.

— Эй, бабы! — крикнула она. Женщины сразу поняли, что случилась какая-то беда и, бросив работу, ринулись к ней.

— Беги на другие участки, — приказала Игна Дине, и та, спотыкаясь через канавы, побежала прочь.

Женщины окружили Игну.

— Отбирают школу! В бензохранилище обернули! Идемте! Эту школу мы своими руками строили!

И хотя ее Яничка уже закончила школу, она первой тронулась с места с криком:

— Пошли, бабы! Пошли!

Бабам только этого было и надо. Толпа женщин в белых, красных, желтых платках с вилами и граблями на плечах потекла по улицам села, заполняя их шумом и гамом, на площадь, к школе.

— Бабы, входите и выбрасывайте все! — командовала Игна. Она ворвалась в один из классов и, схватившись руками за голову, только и могла сказать:

— Боже! Вы только посмотрите!

Она ухватилась обеими руками за кровать и стала тащить ее к дверям.

— Стой! А ну не трогать!.. — закричал на нее один из рабочих.

— Что-о-о? Дома у себя распоряжайся, а не здесь! — огрызнулась Игна. — Да ты знаешь, что эту школу мы строили… вот этими руками! Мы для детей наших ее строили, чтобы учились, а не для вас.

И она потащила кровать к дверям. Ее примеру последовали другие женщины.

Рабочие, которые не ожидали такого поворота событий, решили припугнуть женщин.

— Уходите, а то будет плохо! Слышите?!

— Что-о-о? Так вы еще и запугиваете? — крикнула Игна и, схватив подушку, швырнула ею в одного из рабочих. — Цонка, Марийка, что ж вы стоите? Бейте их, гадов! Чтобы знали, как на чужое добро посягать! Гоните их в три шеи!

И пошла катавасия! Со всех сторон в рабочих полетели подушки, ботинки, рюкзаки. А те еле успевали обороняться. Школа ходуном ходила.

— Стойте! Подождите! — кричали рабочие. Но женщин унять было невозможно.

— Разорили, негодники! Бабы! Раздевайте их догола и жарьте крапивой!

— Бензином! Залить их бензином да подпалить!..

И они не шутили. Разъяренные, как тигрицы, бабы готовы были разорвать рабочих на части.

Один из рабочих попытался остановить надвигавшуюся волну женщин, но они повалили его на пол. Видя, что дело плохо, другой разбил окно и хотел выскочить во двор, но не тут-то было. Он тоже попал в руки женщин. Третьему удалось прорваться в коридор, но бабы настигли его в дверях, содрали с него сорочку. Он отбивался кулаками, кусался, а им хоть бы что.

— Вон! Все выбрасывайте вон! — звенел, перекрывая весь этот гвалт, голос Игны.

Из дверей и окон школы летели тюфяки, одеяла, подушки. Бумажные мешки с цементом разрывались, поднимая огромные столбы пыли. Пыль заволокла село серой пеленой.

Когда все было выброшено на улицу, Игна распорядилась:

— Теперь, бабы, давайте сложим, чтобы был порядок.

Дина заперла калитку и ворота, и женщины принялись за дело. Они ставили в ряд кровати рабочих, клали на них тюфяки, подушки… И когда приехал главный инженер, чтобы дать распоряжение рабочим освободить школьное помещение, все уже было кончено. Приезд инженера насторожил женщин и они, как по команде, выстроились в ряд, готовые защищаться до последнего. Но к их удивлению, инженер, окинув оком поле битвы, подошел к рабочим и стал их отчитывать:

— Кто вам разрешил занять школу?

— Начальник…

— Какой? Где он?

— Нет его. Уехал за материалами…

— А начальнику кто разрешил?

— Наверное, товарищ Слынчев…

Главный инженер оглядывался по сторонам, и только головой качал. Во рту у него пересохло, горчило.

— Так не годится! Мы вроде помогать приехали, а вышло…

— Они вот на нас набросились!

— Что вам места больше нету? — спросила Игна, выступив вперед. — Места хоть отбавляй! А этому вашему Слынчеву, попадись он нам сейчас, мы такого наговорим, что ему тошно станет!

И в эту самую минуту на дороге, ведущей в село, показался знакомый им всем газик. Машина на полном ходу подкатила к толпе и резко затормозила.