Татьяна Перцева - Город уходит в тень

В полном смысле слова. Гибнут. Соблазн велик. Слишком велик. Увидеть. Схватить. Унести.

И очень немногие задаются вопросом: а дальше что?

Все, о чем я поведаю сейчас, — чистая правда, и если еще живы старые работники ПО «Фотон», подтвердят каждое мое слово.

ПО «Фотон», в которое входил завод электронной техники, ранее именуемый электроламповым, был одним из ведущих предприятий города. Вторым после завода имени Чкалова, иначе говоря, восемьдесят четвертого. Находился он неподалеку от Сквера, в центре города, а часть его работников, включая директора, главного инженера и главного механика, жили на Навои, 14. В соседнем доме жили работники восемьдесят четвертого завода.

В объединение входили завод, ОКБ, ЦКБ «Герметик» и филиалы в Чирчике, Советабаде, Дустлике.

Конечно, то, что произошло на «Фотоне» в середине шестидесятых, было строго засекречено. Честное слово, засекречено. Тайна следствия называется.

Но когда и что в Ташкенте оставалось секретом? Нет, оно, разумеется, оставалось. Может, четверть часа, может, полчаса…

Наутро весь город знал, что на «Фотоне» нагло сперли 14 килограммов золота. В слитках, в смысле кирпичиках.

Сперли с концами. Проломили стену хранилища драгметаллов и умыкнули.

Наши доблестные правоохранители бились как могли. «Фотон» — завод режимный, так просто не пройдешь; всем было ясно, что сработали свои, но ни золота, ни злоумышленников не нашли. Как в воду канули.

Власти тут же отреагировали: сняли замдиректора по режиму. Красивая, говорят, была женщина, пострадала ни за что. По словам моей подруги Натальи Горбатенко, Анна Ефимовна Дидикина была очень хорошим человеком. Она предупреждала об уязвимости стены, но когда ее проломили, Анну Ефимовну сделали крайней. То есть стрелочником. Несколько лет она работала на другом предприятии, а в 1979 году вернулась в ОКБ. Как-то рассказала Наталье о своей обиде.

Прошло семь лет. В милицию явился термист завода Иван К. и сказал, что больше не может жить с таким грузом на душе.

Оказалось, что все это время золото мирно лежало в одном из бесчисленных закоулков завода и что у К. были сообщники, имена которых история скрыла. Оказалось также, что, стащив кучу золота, новоявленные воры попросту не подумали, куда ее девать и кто все это купит. Я уже не говорю о том, что преступление считалось хищением государственного имущества в особо крупных размерах, за что полагалась высшая мера с конфискацией.

Интереснее всего, что сам Иван был высококлассным термистом, то есть специалистом по обработке металла, и зарплаты, премии и тринадцатые получал соответственные…

Вот скажите: на кой ему все это нужно было?

Когда я спросила у мужа насчет сообщников, тот мрачно ответил:

— Степаныч. Только не сообщник, а прихлебатель.

Степаныч был мужем его тетки и тоже работал на заводе. Как-то он явился домой в новых плаще и ботинках и сказал, что это подарок Ваньки.

Вряд ли их расстреляли. В конце концов, сами явились, золото отдали. Но 15 лет себе обеспечили… Позже этот случай был описан в детективе ташкентских авторов Валерия Низяматова и Юрия Соломонова «Операция „Аурум“». Правда, в детективе наша мужественная милиция ловила воров, пустившихся в разгул и разврат и внезапно заживших не по средствам. (Интересно, каким образом воры сбывали золото. В Ташкенте столько зубных техников бы не нашлось…)

И тут муж спросил: а я бы на их месте неужели не поддалась бы?

— Нет, — твердо ответила я. — Потому что думаю о том, что будет дальше.

— А если бы нашла чемодан с деньгами?

— Нет. Потому что потерявшие непременно бросятся искать и непременно найдут, и хорошо, если в живых оставят.

В общем, я давно поняла, что глубоко в душе у меня есть что-то вроде планки: вот это мое, а это чужое. К своему я отношусь трепетно, к чужому — никак. Однажды я зашла к знакомому товароведу и увидела, как в Бешагачском универмаге готовят деньги для сдачи инкассаторам. Там денег было — море. Я смотрела, и честное слово, как на клочки бумаги. НЕ МОЕ.

Поэтому рассказала я мужу одну историю времен начала девяностых. Рассказала впервые.

Как на всяком предприятии, относящемся к электронике, в нашем отделении были драгметаллы: золото, серебро, палладий (приравнивается к платине). И как во всяком отделении, у нас была ответственная за хранение ценностей. С нашей я приятельствовала.

Однажды она отзывает меня в сторону и говорит, что у нее появились излишки. 150 граммов палладиевой проволоки.

Вообще, каждый знает, что излишки куда хуже недостачи, потому что недостача может быть и случайной, а излишки попахивают воровством.

Она спросила меня, что делать и нельзя ли как-то проволоку продать. Вынести проблемой не было. У нее имелась так называемая папка, то есть штамп в пропуске, разрешавший не досматривать обладательницу на вахте.

Сначала, честно скажу, задумалась. Даже нашла продавца. Потом поняла: с моим везением и умением торговать в два счета окажусь в местах не столь отдаленных. Потому это дело свернула и больше никогда-никогда-никогда…

Зато сплю спокойно. Не жили богато, не… начинать.

Меня, конечно, не так чтобы грабили. В истинном смысле слова. Но бывало всякое. В основном в Ташкенте.

Впервые я столкнулась с криминалом, если можно так выразиться, лет в четырнадцать. Происшествие, скорее, комическое, но тогда нам было не до смеха.

В те благословенные времена у нас, как у каждой семьи, где шить не умели, была портниха. Чудесная женщина Анна Ивановна, жившая на Алексея Толстого, в уютном домике. Они с мужем всегда напоминали мне старосветских помещиков, с той ужасающей разницей, что у них оба сына погибли на фронте. Дореволюционная обстановка, сказочный садик… Я очень любила там бывать.

Лето, пришли мы к вечеру, когда не так жарко. Анна Ивановна завернула платья в газеты, получилось два больших свертка, и пошли мы обратно. Идти не так далеко, с полчаса ходу, примерно от Пушкинской до Малясова.

В Ташкенте и летом темнеет довольно рано. Шли мы уже в сумерках. А нужно сказать, что наш район очень малолюден. И всегда был тихим и малолюдным. Идем, а сзади увязался какой-то тип. Мама и говорит, что нам лучше идти по мостовой, там светлее. Представляете, дошли мы до самого нашего дома. Все окна открыты. И тут возник этот дебил, который тащился с нами бог знает сколько кварталов, и протягивает руку, мол, сверточки давайте.

Я тут же заслонила собой маму и как заору:

— Па-а-а-а-а-а-апа! Скорее, нас тут грабят!

Мама тоже ожила и заголосила:

— Але-е-е-еша! Сюда!!!

Папа высунулся в окно и заверил, что уже бежит.

Тип немедленно смылся. Говорю же, дебил. Явно не вор. Так, решил на халяву поживиться.