Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Я до конца жизни буду счастлива, что собственными ушами слышала великих скрипачей Айзека Стерна, Давида Ойстраха, Бориса Гольдштейна, Эдуарда Грача. Беллу Давидович, мировую исполнительницу Шопена. Бенни Гудмана. Подумать только, где я и где Гудман. Слышала! Марино Марини слышала! Леокадию Масленникову. Боже, как она пела…

И Сергея Лемешева. И удивительное колоратурное сопрано Аллу Соленкову. Голос абсолютно немыслимой высоты. Когда она пела «Соловей» Алябьева, я всегда боялась, что голос у нее сорвется. Не срывался. И мрачные диковатые песни Имы Сумак. И оперные спектакли Большого в театре Навои. Я видела танцы Галии Измайловой и Бернары Кариевой. И видела, как дирижирует Вероника Дударова. И чего еще я только не видела и не слышала!

И да, я слышала знаменитый орган Ташкентской консерватории. Он был не в нынешнем, изуродованном новациями здании, а в том, старом. Прекрасном. Играл великий органист Гарри Гродберг.

Что заставляло тогда весь Ташкент собираться в театрах Навои, Свердлова, консерватории и киноконцертном зале ОДО, ныне недоступном и тоже опошленном так называемыми реставраторами?

Наверное, любовь к искусству. Истинному.

Тогда мне было совсем хорошо. Дружила я с дочерью директора ОДО. Ну и водила она меня на все концерты. Бесплатно!

А билеты в консерваторию стоили копейки. Да и в театр Навои тоже не тысячи. Мама помогала достать билеты на самые дефицитные концерты. А на некоторые, самые-самые, поклонники покупали стоячие билеты, и ничего. Зато что только мы не видели и не слышали.

Чудеса продолжались, даже когда я приехала в Москву. Ребенок маленький, куда-то подальше не выберешься, Дворца культуры тогда еще не было, приезжие знаменитости давали концерты в кинотеатре «Эра», ныне несуществующем. Там теперь поселился театр «Ведогонь». Заметьте, никто ничего не рушил, никто ничего не перекупал. Отдали театру. Билеты распространялись по предприятиям. Тогда я уже обзавелась связями в смысле культуры, и только потому удалось достать билеты на концерты Райкина и Магомаева. Зал небольшой, кулис в полном смысле слова не было, а сидела я так, что видела, как Райкину меняют мокрые от пота сорочки после каждого номера. Это вам не нынешние петросяны.

Я счастлива, что слышала их вживую.

А потом в МИЭТ (институт электронной технологии) приехали Золотухин и Хмельницкий. Я не слишком большая поклонница Золотухина (кроме Бумбараша), но русские песни он пел, как никто не умел и не умеет.

Построили Дворец культуры — приехал Высоцкий. Кикабидзе. Жаль, что не состоялся концерт Гвердцители. Очень часто давались постановки знаменитых театров, того же Театра на Таганке. Приезжали, давали спектакли.

Но еще задолго до этого, в 1964 году, мама послала меня в гости в Москву к двоюродному брату. Я только и делала, что осаждала киоски с билетами. Вот одна билетер и сказала, что если я возьму билет в нагрузку, она даст мне еще один, в Театр на Таганке. Тогда и то и другое стоило копейки. Так что попала я на «Доброго человека из Сезуана»… а позже и на «Гамлета». Бывает же счастье.

Ну, было же все это. Было. Вот я и говорю — повезло.

И повезло еще в одном: нам довелось жить в пору расцвета театров и кино. И не только советских. Кино всемирного и настоящего. Европейского и американского. Которого больше нет и, думаю, не будет.

Великие актеры. Наши и не наши.

Как вспомню все те удивительнейшие шедевры, которые мне довелось увидеть… Как вспомню актеров, современницей которых имела честь быть…

Мой нижайший поклон нашим актерам. Мой нижайший поклон актерам Франции, Италии, Америки, довоенной Германии.

Все это можно перечислять до бесконечности. Потому что и великих актеров, и великих фильмов, и великих постановок, и великих исполнений — несть числа.

То есть было. Заметьте, никто не метался по столам без штанов; никаких мерзких рож, как в Гоголь-центре; никакого пожирания фекалий на сцене; никаких прозрачных комбинезонов на стокилограммовых певичках, считающих, что им можно все; никаких омерзительных скандалов; экраны не заполняли бесконечные перестрелки, полицейские, бандиты, сказки из жизни олигархов…

Нам везло. Так, как больше уже не повезет никому. И мне очень жаль вас всех, тех, кто остался за бортом истинного искусства и вынужден жить в эру торжествующей пошлости…

Так я об окнах. Помните те окна? Конечно, ни о каких стеклопакетах речи быть не могло (сколько новых слов появилось за последнее время)!

Обыкновенные деревянные рамы. Обыкновенные стекла. Если стекло разбивалось, звали стекольщика. В моем детстве стекольщики вообще бродили по домам с деревянной рамой, в которую были вставлены стекла. Помню, как я все старалась посмотреть на их алмазы в твердой уверенности, что увижу драгоценные камни. Поэтому торчала рядом и смотрела, как режут стекла. Было в этом что-то волшебное.

Так вот, речь опять идет о Ташкенте. Когда заканчивалась осень и становилось холоднее, окна заклеивали. Варили клейстер из муки с водой. Кстати, таким же клеили обои. Правда, в Ташкенте это не было принято, обои в большом количестве появились на стенах только в новых домах, построенных после землетрясения. А так — штукатурка, и самые богатые заказывали бордюр (который шел под потолком) и накат — наносили узор валиками, смазанными серебрянкой или золотой краской.

А насчет окон — нарезали бумагу или газеты и заклеивали щели между стеной и рамами. Перед этим между рамами внизу клали вату, для тепла, что ли. У некоторых хозяев вату посыпали конфетти, а иногда даже клали елочный дождик. У нас вообще не посыпали, никому в голову не приходило. Но я помню, как ежеосенней повинностью была заклейка рам. То же самое было в детских садах и школах. Там работали нянечки, воспитательницы и в младших классах — учителя. Думаю, что и в учреждениях клеили. И все тем же клейстером… Мелкие щели между стеклами и рамами промазывали замазкой. Была такая желтоватая. Она была мягкой, как пластилин, а потом высыхала; если выкрашивалась, мазали снова.

Весной бумагу размачивали и оттирали. И только потом мыли стекла. У нас приносили из сарая решетки и вставляли в открытые до глубокой осени окна. На первом этаже тоже вставляли решетки — боялись воров.

Позже кто-то придумал заклеивать окна пластырем. Быстро и удобно, но пластырь стоит дорого (его много надо) и когда отклеиваешь, остаются следы. Для лодырей, короче…

А уплотнителей тогда тоже не было.

И все эти осенние заботы сейчас вспоминаются так лирически!

Война не война, мир не мир, а постель необходима всегда и везде.

Я застала то время, когда постельный уклад почти не менялся. Не до того было.