Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Однажды одна дама на работе авторитетно заявила, что камень Девы — сапфир.

Ну я и поверила. Я тогда много чему верила. Даже в то, что в СССР в золото вправляют настоящие сапфиры.

Нужно сказать, я человек азартный. Завести меня легко. Беда в том, что «завод» пришелся на пору очередного отсутствия золота. Но танк можно остановить только коктейлем Молотова.

В ту пору я знала в Москве только один комиссионный. На проспекте Вернадского. «Изумруд».

Дождалась я конца месяца, собрала с учеников плату и стала ездить в «Изумруд». Но жила-то я в Зеленограде. Садилась на шестичасовую электричку, где-то в половине восьмого была у дверей магазина, где уже собиралась небольшая очередь. Мне ни разу не удалось прийти первой.

Зато перезнакомилась со всеми и выслушала необычные истории.

Помните фильм «По семейным обстоятельствам»? Там героиня Галины Польских приходит к женщине (Людмила Зайцева), у которой умирает муж и приказал ей успеть поменять его и ее квартиру на одну. Вот почти такой же сюжет. К магазину приезжала пожилая женщина, зять которой умирал, но хотел оставить перед смертью бриллиантовые серьги для жены.

Одна дама говорила, что ее муж работает в Кремле. Судя по тому, какие продукты мне однажды привезли, это вполне могло быть правдой. Вероятно, муж служил далеко не на первых ролях. Но она скупала украшения только что не горстями.

Шнырял там и спекулянт. Под конец ему запретили входить в магазин, но он не унывал — многие соглашались купить что-то для него. За вознаграждение, конечно.

У магазина собирались две очереди. Одна за бриллиантами, вторая — за всем остальным. Первые были умными, к ним я не относилась. Ну что тогда я могла знать, в семьдесят четвертом?

В тот день я была второй. Первыми были двое — он и она. Грузины. Она сразу мне сказала, что им ничего не нужно, кроме золотой цепочки. Которую сегодня обязательно вынесут.

Стали собираться и остальные. И вдруг меня отзывает в сторону спекулянт. Говорит, что сегодня в продажу поступит браслет с рубинами и бриллиантами. Просит купить и обещает заплатить за услугу.

Я, конечно, отказалась и рассказала любопытствующим о браслете. Грузины немедленно вызвали какую-то девушку и поставили рядом с собой.

Открываются двери. Очередь ждет. Минут через десять продавцы, увешанные оригинальными украшениями, как елки, выносят подносы с добычей.

«Цепочка» оказалась трехрядной. В полпальца. Нижний ряд свисал чуть не до пояса. Восемьсот рублей. Браслет девица купила. Теща умирающего купила серьги: два бриллианта один над другим и жемчужинка. Мне опять ничего.

Так я и не достала в тот раз «сапфиры».

Их я позже купила в Ташкенте. Серьги и кольцо. Их давно уж нет, а истории помнятся…

Кажется, уже обо всем поговорили. И вдруг всплывает…

На почту вечно жалуются. Хотя, по-моему, зря. У меня к почте претензий ни разу не возникло. Надеюсь, так будет и впредь.

Какой была почта в Ташкенте в мой любимый период? Как и всё в Ташкенте, родной или почти родной.

В самом раннем детстве я не помню почтовых ящиков в нашем доме. Очевидно, было не до подписки. Редкие письма приносила почтальон. Я еще застала эпоху треугольничков, когда письмо складывали треугольником обратной, чистой стороной, писали адрес, наклеивали марку, и письмо прекрасно доходило до адресата. Возможно, тогда конверты были в дефиците. Письма в конвертах приносили нам из Москвы от маминой сестры. Иногда писали из Харькова папины сестры. Треугольнички приходили от моей няни Маруси из Донецка. Не помню, чтобы тогда к нам носили газеты или журналы. Это было позже.

Помню один трагикомический случай, когда соседям принесли письмо, но дома никого не было. Почтальон попросил маму передать — нравы тогда были простые. Письмо несколько часов пролежало у нас дома. Наконец появилась соседка. Мама ей письмо, а та ей поясняет, что это из лепрозория, от деверя. Не знаю, как маму удар не хватил. Она сгребла и сожгла скатерку, на которой лежало письмо, долго мыла руки, и я ее прекрасно понимаю. Обошлось, конечно…

Пенсию потом тоже приносили почтальоны. Обычно пенсионеры обязательно давали им какую-то мелочь, «за услугу». Только не нужно думать, что тогдашние 50 копеек — ничтожная сумма. Пять копеек стоили бублик или пирожок с повидлом. Четыре копейки — вкуснейшие пирожки «ухо-горло-нос» с ливером, о которых старые ташкентцы до сих пор вспоминают с ностальгией. Цены были до смешного низкие, правда и зарплаты были не слишком, но если килограмм помидоров в ларьке стоил 8 копеек, а хлеб — 16, о чем тут говорить? Особенно если учесть, что пенсионеров довольно много…

Позже у нас появился почтовый ящик. Почему-то висевший на первом этаже. На двери соседей. Это была вторая дверь в их квартире, намертво заколоченная. Помню, как я вытащила из ящика газету, по дурной привычке стала тут же читать. И ахнула, увидев известие о снятии Хрущева. Но, нужно сказать, не печалилась. Папа, некоторое время учившийся с ним на рабфаке, иначе как круглым дураком и Хрущом его не называл. Как бы его ни уговаривали придержать язык. Хотя больше он ни об одном руководителе не высказывался вообще. То, что творил Хрущев, не поддается описанию. Это он заморозил выплаты по облигациям внутреннего займа. Люди, годами принудительно отдававшие часть зарплаты на госзаймы, лишились денег. А облигаций у всех было море. Я точно знаю. Потому что многие просто стали выбрасывать их на помойку. Это он запретил людям держать дома скот, а крестьянскую животину обложил налогом. Это он велел сажать кукурузу чуть не за Полярным кругом. Про травлю Пастернака и разгром выставки уже не говорю… И только глупец и авантюрист мог клятвенно пообещать, что к восьмидесятому году советские граждане будут жить при коммунизме.

Ладно, отклонилась я от темы.

Потом ситуацию с почтовыми ящиками привели в порядок.

Недалеко от ворот, у стены соседнего дома врыли рейки и установили на них ящики для всего дома. На 16 квартир. Калитка в воротах никогда не закрывалась. Ящики чаще всего тоже. И фактически были абсолютно беспризорными — кто бы это за ними следил? Но интереснее всего, что ни у кого ни разу не пропало ни газеты, ни журнала. Никому в голову не приходило воровать.

В Москве я постоянно просила отвести мне абонентский ящик, потому что корреспонденция пропадала регулярно, а жалоб по этому поводу было немерено.

Теперь телеграф почти исчез. За ненадобностью. А тогда был надежнейшим средством сообщения между всеми Республиками СССР. Телеграммы тоже приносили почтальоны, не упуская при этом возможности заглянуть под загнутый конец листочка. И чаще всего, еще не успев вручить телеграмму, сообщали ее содержание, что очень злило маму. Тут я с ней согласна. За принесенную телеграмму тоже полагалось давать мелочь. Была еще одна очень любопытная услуга (в семидесятых, по-моему, она исчезла). Я хотела точно узнать дату, посмотрела в Википедии. Но там речь идет исключительно о журналистике. А вообще, фототелеграмма — это рукописный текст, передающийся по бильдаппарату. Чем фототелеграмма была выгоднее обычной? Тем, что в ней слова не подсчитывались: в обычной за каждое слово, включая знаки препинания, приходилось платить. Тут — не надо.