Анна Матвеева - Каждые сто лет. Роман с дневником [litres]

Бедный Людо так и не понял, почему я его бросила. Дело в том, что мы с ним совершенно не подходим друг другу в том самом смысле. Вот если бы я была не я, а Ксеничка Лёвшина, то написала бы обо всём предельно честно – как есть! Я сейчас опять читаю её дневники – поздние, потому что детские помню очень хорошо, даже знаю наизусть целые страницы.

Попробую быть честной, как Ксеничка, хотя это ой как непросто.

В одном французском журнале я видела астрологическую таблицу сексуальной совместимости, расписанную по дням рождения. Знаете, какой у нас с Людо процент совместимости? Ноль. Я для интереса проверила по этой таблице других своих знакомых мужского рода, чьи дни рождения помню, так вот ноль не выпал больше ни с кем!

С Файрушиным – семьдесят пять процентов. Даже с М. (тьфу-тьфу-тьфу, как говорится) – пятьдесят процентов. А с Людо – ноль. Представьте себе, что это такое – прожить с человеком столько лет и ни разу не испытывать ничего хотя бы похожего на оргазм! (Ну вот я и написала это слово.)

Людо, пусть он и француз, и с носом, и представитель, так сказать, нации любовников, но при этом не понимает, что нужно женщине. Я, чтобы его не разочаровать, довольно долго притворялась, что у нас всё très bien , и это стало большой ошибкой. Нужно было сказать ему правду сразу, но я тогда только приехала в Париж, Людо мне очень нравился, я думала, что и с этой стороной жизни у нас всё наладится. Но он был и так всем доволен! Да и у меня приятные ощущения были. Но со временем я так устала притворяться, что уже просто на стенку лезла.

Потом мы как-то раз с ним выпили лишнего и поехали вечером на Пигаль, в пип-шоу. Ну то есть мы не говорили друг другу, что едем смотреть пип-шоу, это как бы подразумевалось. И там здоровенный чёрный дядька делал с беленькой худенькой девушкой именно то, что Людо не хочет делать со мной. Я подумала, что это подходящий момент, и спросила у Людо: почему он никогда не предлагает мне что-то вроде этого – очень сбивчивое определение, но я и сама сбилась-смутилась.

Людо аж подпрыгнул на ровном месте:

– Я никогда не стану этого делать!

– Только со мной или вообще?

Он разозлился, не стал отвечать и ворчал всю обратную дорогу, какая я странная, на него никто раньше никогда не жаловался в этом смысле, и я не должна на него давить… Хмель из нас давно выветрился, и немудрено: дул такой сильный ветер. Мы пришли домой уставшие и злые; в ту ночь я так и не уснула, а наутро стала размышлять: может, Людо прав и я слишком многого от него хочу? Можно ведь, наверное, любить человека «безо всех этих глупостей»?

Вот с того дня у нас с Людо и начались «непримиримые разногласия»: мы ссорились по каждому пустяку, но каждый при этом понимал, из-за чего мы на самом деле ругаемся! И не расскажешь никому из подружек, потому что стыдно… Я терпела ещё два с лишним года и даже на что-то надеялась. Так некоторые женщины терпят своих никчёмных мужей «ради детей», а когда дети вырастают, не разводятся уже «ради наследства», ведь не оставлять же детей без квартиры! Получается, что вся жизнь проходит в ожидании нового старта, который никогда не настанет… Но у меня-то не было детей, ради которых следовало терпеть постылого мужа!

– Ты совершаешь чудовищную ошибку, – сказала мне по телефону мама. – А ведь я мечтала, что хотя бы у тебя всё будет хорошо. Что ты выйдешь замуж за этого своего француза!

«Вот те раз, капитан Гаттерас!» – шутил, помнится, Димка. Я-то считала, что мама ждёт меня дома, в России, а она, оказывается, говорила это из суеверия, чтобы не сглазить моё «счастье».

– Ну посиди ещё полгодика во Франции, подумай, – умоляла мама, но я уже точно решила вернуться на родину.

И когда Людо с торжественным видом преподнёс мне коробочку с фамильным обручальным кольцом Дюма, я не почувствовала ничего, кроме досады и жалости к нему, такому хорошему и такому… безнадёжному. Мы поехали в Цюрих, разругались, я вернула ему кольцо, Людо съехал из нашей общей квартиры, а я отправилась в туристическое агентство за билетом в Москву.

Сотрудник агентства как две капли воды походил на того чёрного умельца из пип-шоу – скорее всего, это было просто внешнее сходство, но оно меня очень взволновало. А его взволновали мои взгляды, с которыми я ничего не могла поделать: пялилась, как голодный человек на свежий багет в витрине, на его длинные красивые пальцы и мягкие губы. Его звали Антуан, как Сент-Экзюпери, и он категорически не хотел быть ответственным за тех, кого приручил. Я не успела спросить, когда его день рождения, но не сомневаюсь, что наша совместимость по той таблице – сто процентов!

Я благодарна Антуану не только за то, что он сделал мне скидку на билет до Москвы, на которую я не имела никаких прав. Ему потребовалось всего лишь двадцать минут, чтобы доказать мою абсолютную женскую состоятельность! Я не какая-то разнесчастная мадам Фригидность, у меня всё работает, как должно работать, и даже лучше! «Ты прекрасна, мне было так хорошо с тобой!» – Антуан сократил обязательную программу прощания до нескольких слов, но я на него нисколько не рассердилась – и не обиделась, что он не спросил мой номер телефона. Провожала его в то утро с улыбкой на лице! Смотрела в окно, как он ловит такси, как, потягиваясь всем телом, зевает (мы не спали ни минуты!), и чувствовала такую благодарность…

Наша консьержка, любопытная как чёрт, тут же вывела гулять свою болонку, но только открыла рот, чтобы спросить, откуда держит путь этакий красавец, как Антуан уже сел в такси. Но прежде – я видела! – поднял голову вверх, к моему окну, и сверкнул на прощание улыбкой. Честное слово, она сияла лучше всякого фамильного кольца…

А теперь я должна рассказать о том, что произошло сегодня. На кафедру, где я сейчас работаю, принесли пригласительные билеты на художественную выставку под названием «Монохром». Как было сказано в приглашении, «Монохром» – это попытка супружеского дуэта художников Антонины и Юрия А. отразить скорость и переменчивость современной жизни с помощью минимальных средств.

– Проще говоря, Ксень-Сергеевна, все будет намалёвано одним цветом, – пояснил, ухмыляясь, младший преподаватель Шапошников (он изучает творчество У.Х. Одена, но выглядит при этом так, будто специализируется на тюремном фольклоре). Именно Шапошников и принёс на кафедру эти приглашения. Прямо под названием выставки прыгали красные буквы: «Фуршет».

Шапошников давно уже оказывает мне разнообразные знаки внимания, порой довольно утомительные. Почему-то он вообразил, что мы с ним, как «самые молодые», должны держаться вместе, но я никаких предпосылок к этому не вижу и Шапошникова вместе с его знаками внимания обхожу стороной. Он, хоть и специалист по творчеству одного из самых утончённых поэтов XX века, сам при этом лишён какой-либо тонкости чувств. Моего пренебрежения он категорически не замечает, наверное, поэтому и предложил пойти на выставку вместе.