Алексей Комаров - Рассказы старого лешего

Сверкают подковами саврасые лошадки, помахивает кнутиком Сахиб Ахмеддинов, пробегают мимо то татарские, то чувашские деревни. С яростным лаем бросаются к тарантасу косматые дворняжки. Пррр… Вот он, этот домик, где живут знакомые Лике старички и где нам придется переночевать.

Нас встретили радушно, как родных или самых близких друзей. Сидим пьем чай со всякими деревенскими деликатесами.

В реку Бемро впадает небольшая речка Усолка. В этом месте стоит большое село Табынское. И эта речка, и это село крепко связаны с религиозными легендами. В роднике была найдена икона Божией Матери. Нерукотворная икона, и она начала творить чудеса: исцелять слепых, больных, безногих. В селе Табынском, куда была перенесена икона, около такой хлебной благодати, устроились четыре попа. Икона стала круглый год ездить по всей округе. Ее сопровождали два попа, а два других отдыхали дома, потом они менялись.

В каретах и тарантасах ехали попы и святая икона, и в каждом селении ее встречали верующие, ползком подползали под икону. Откуда-то набираются всякие калеки, уроды, бесноватые, раздаются дикие выкрики, плач, и обильной струей льются медяки, серебро, вышитые полотенца, холсты.

На девятую пятницу в село Табынское приезжает икона матушки-заступницы Табынской Божией Матери. В селе яблоку упасть негде. Со всех окрестных деревень и даже издалека приходит народ. Чуваши, русские, мордва в своих национальных нарядах толпятся вокруг церкви, во всех улицах и переулках. На площади ярмарка, и свист и писк дудок, и рев и блеяние скота, ржание лошадей, звуки гармошки, крик и говор, матушка-заступница Табынская Божия Матерь очень популярна. Ее чтят во всей Руси, а в Табынске она была хорошей подмогой для всего населения. На девятую пятницу икону несут к роднику, где она была впервые открыта, и за иконой нескончаемой вереницей идет народ. Идут верующие за иконой к роднику, чтобы там набрать святой воды, окунуться в родник и сбросить в воду свою одежду, а самим надеть новое, чистое платье. И вот по речке Усолке плывут сброшенные одежды, плывут, унося с собой всю грязь и все грехи своих омывшихся безгрешных хозяев. А эти грешные одежды, когда они отплывут подальше, подбирают татары и башкиры и, не боясь греха, носят на доброе здоровье.

Это было на Урале в Уфимской губернии. Я приехал на лето в село Табынское к родным погостить. На одном из озер недалеко от села был пойман черный аист. Это был еще птенец, но уже большой, который, видимо, только что научился летать. Прежде чем он к нам попал, его некоторое время держал у себя учитель, но, затрудняясь с кормлением птенца, отдал его мне. Аист не был очень диким. Он был очень нарядный: голова, шея и вся верхняя сторона — буро-черного цвета, грудь и брюшко белые, клюв красный. Мы пустили его во двор, ему, видимо, понравилось, и уходить от нас он не собирался.

Вначале я не знал, как его кормить. Я поставил перед ним чашку с мелкой рыбой, он не нагнулся и не взял ее. Помогла случайность. Желая накормить его из рук, я уронил одну из рыбок. Аист в один момент схватил ее, высоко подкинул и, поймав ее на лету, проглотил. С тех пор мы кормили его, подбрасывая пищу вверх. Он необыкновенно ловко схватывал ее и съедал. Потом он научился сам брать пищу снизу. Он охотно ел и мясо, и хлеб, но рыба и лягушки были его любимой едой. Скоро он стал совсем ручным, медлительный в движениях и важный, он чувствовал себя на дворе полным хозяином. С домашней птицей, с собакой жил в дружбе. Очень не любил ссор между обитателями двора и своей медленной походкой подходил к дерущимся и разнимал, щелкая над ними клювом. Вообще щелканьем клюва он мог выражать много чувств: приветствие при встрече с людьми и недовольство.

Иногда аист улетал на реку, видимо, охотился там, но всегда прилетал обратно.

Осенью мне надо было уезжать в Москву, и пришлось его отдать директору стекольного завода. Что было дальше с аистом, я не знаю.

Мы едем в плетеном, так называемом «казанском», тарантасике на парочке почтовых лошадок.

Возница-чуваш гикает и гонит их вскачь.

Я приехал в Уфимскую губернию к своему другу — земскому агроному Александру Осиповичу, и теперь мы вместе с ним объезжаем башкирские деревни, чтобы посмотреть, как башкиры, в первый раз сеявшие овес или просо, справились с урожаем. По рассказам Александра Осиповича, ему очень трудно было убедить их в пользе посева.

Мы едем в деревню, где только один мулла согласился посеять овес, а вся деревня теперь сидит и ждет, какую пользу получит мулла. Александру Осиповичу интересно посмотреть, как мулла убрал свой урожай.

Мой друг ездит по своим агрономическим делам, а я в небольшой альбомчик делаю путевые наброски.

Приятно ехать в «казанском» тарантасике на длинных упругих дражинах. Сидишь на мешке, набитом сеном, колеса бесшумно катятся по блестящему чернозему. Заливается под дугой колокольчик, пристяжка ровным скоком отбивает темп, чуваш на козлах помахивает кнутиком, а мимо мелькают то поля, то лесочки, то деревушки. Вот с гор едет башкир верхом на маленькой лошадке, а лошаденка запряжена вместо оглобель в длинные жерди, которые концами волокутся по земле, и на них привязан бочонок с дегтем. Он едет из таких мест, где нет дороги и на телеге там не проедешь.

Подъезжаем к большой башкирской деревне, в ней-то и живет мулла. В башкирских деревнях нет ограды, улицы покрыты травой — чистые зеленые улицы, их не перекапывают свиньи, как в русских и чувашских деревнях.

Рядом с мечетью домик муллы. Мулла встречает нас на крыльце. Он толстый, важный, в широком бешмете, в расшитой тюбетейке. Приглашает нас в дом. Небольшой дом разделен на две половины. В одной, куда он ввел нас, почти вся комната занята нарами. Нары застелены войлоком, и на них, чуть не до потолка, горы подушек. Другая половина отделена занавеской, и там находятся женщины.

Мулла просит садиться и подкладывает нам подушки. Он что-то говорит по-башкирски женщинам. Из-за занавески высовывается рука и подает в стеклянной четверти кумыс.

Мулла из деревянных чашек угощает нас кумысом. Он довольно хорошо говорит по-русски.

— Ну как, мулла, ваш овес? Убрали? Обмолотили? Сколько вышло зерна? — спрашивает Александр Осипович.

Мулла долго молчит.