Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Принимая гостей, семья Цокзола и не заметила, как пролетел день. Вечером Цэвэлжид впервые сказала добрые слова об объединении:

— Если объединенцы и дальше будут вести себя так, то будет прекрасно. Видел, как они помогли нам с жеребятами?

— Это что! И не такое еще увидишь, — отозвался Цокзол.

Он был очень доволен женой за щедрое угощение, поданное гостям. Успокоенный, он сидел теперь и с любовью смотрел на нее. А ночью лежал, вдыхая молочный аромат ее волос, и думал: «Все же жена моя умница и вовсе не упрямица. Сообразила все-таки, что объединение — дело стоящее».

Потом он несколько огорчился, вспомнив, что сам-то еще не очень хорошо разбирается в этом деле, но тут же успокоил себя тем, что в любом случае он знает больше, чем она. В этот момент мысли его прервала жена:

— А кого называют бяртзанами?

Цокзола ее вопрос застал врасплох, но после некоторого раздумья он ответил:

— Человека, который хорошо умеет грузить вьюки, и силача, который любит бахвалиться своей силой.

Его донельзя странный ответ до того насмешил Улдзийму, что она с головой спряталась под одеяло и дала волю неудержимому смеху.

Было тихо и спокойно. Осеннее солнце грело по-летнему тепло. Наступил полдень, время дойки кобылиц. Доила их Улдзийма, а отец возился с жеребятами. Обласканный теплыми лучами солнца, табун разбрелся, и многие лошади легли подремать. Изредка было слышно, как они фыркали своими мягкими, бархатными ноздрями. Присмирели и жеребята, некоторые из них не хотели даже вставать, и приходилось Цокзолу поднимать их силой.

Сегодня он почему-то вспомнил Базаржава, подумав: «Отличный парень. К нему только ключик подобрать надо…» Потом спросил у дочери:

— Куда это Базаржав пропал?

Улдзийма от неожиданности растерялась. Сердце ее гулко застучало, но она ничего не ответила. Цокзол и сам почувствовал себя неловко, заметив, как смутилась дочь. Взглянув в сторону Хангийн-Хундуй, он увидел, как от одной из белеющих юрт отделился всадник и понесся во весь опор в их сторону.

Следя за верховым, он определил, что скачет какой-то паренек: взрослый, а уж тем более пожилой человек не летел бы сломя голову, лавируя между кустарниками.

— Хм! Куда это он подался в такую жару? — буркнул Цокзол. Улдзийма тоже присмотрелась. Всадник по-прежнему мчался стрелой, поднимая за собой облако пыли.

У юрты, от которой он отъехал, было видно много оседланных лошадей.

«Гуляют, видно… А что там еще может быть? Верховой-то, видать, навеселе. Может, хочет на праздник пригласить?..» — строил догадки Цокзол.

Они закончили дойку и направились к юрте. Едва успели подойти к дверям, как всадник уже был здесь. Это оказался сын Данжура. Мальчуган ерзал в седле, еле сдерживая разгоряченного скакуна.

— С какими вестями прискакал, сынок? — осторожно поинтересовался Цокзол.

— Отец вас приглашает на собрание, — ответил тот.

— А что за собрание?

— Не знаю! Отец только сказал, чтобы вы приехали.

— Ладно. Передай, что приеду.

— Он просил сейчас же приехать, аха, а мне нужно еще в другой айл сгонять, — выпалил мальчишка, поворачивая коня.

— Да ты что? Слезай и попей кумыса, — пригласил его Цокзол и крикнул жене: — Цэвэлжид! Угости малыша хурутом [52] Хурут — спрессованный творог. .

Улдзийма, не скрывая любопытства, смотрела на забавного паренька. Тут появилась Цэвэлжид и, протягивая ему хурут, умильно спросила:

— Это чей же такой славный?

Тот, как и положено, принял его на протянутых ладошках, повернул коня и умчался.

— Какой славный мальчик! Чей? — повернулась Цэвэлжид к мужу.

— Дарги Данжура, — ответил Цокзол.

— Так и знала! Такой умница…

Цокзол немедля принарядился и отправился на собрание. У юрты уже было много народу. Люди, разбившись группками по два, по три, сидели в тени и курили. Среди них он заметил Жамьяна и Надоедливого Намжила. Подойдя к ним, поздоровался и стал набивать трубку. В юрте, судя по всему, тоже собралось много народу — слышно было, как там разговаривали и шумели…

Цокзол, взяв Намжила за рукав, спросил:

— Что за собрание? Ты знаешь?

— Говорят, будут обсуждать вопрос об обобществлении скота.

— Надо же! — пробасил в ответ Цокзол.

А старика точно прорвало вдруг:

— Нет, ты только посмотри, как все в жизни интересно! Как-то жил здесь, в Хангийн-Ус, один русский. Наши звали его Высокий Рыжий, хотя у него и свое настоящее имя было… — Тут он невнятно выговорил какое-то слово, и все решили, что старик произнес его русское имя. Кто-то поинтересовался:

— А ты так хорошо его знал?

Намжил небрежно бросил:

— Мало того, что знал, но даже торговался с ним… Табак хотел у него купить.

— Вот черт! — похвалил его кто-то. А старик, воодушевившись, продолжал:

— Тот русский однажды мне сказал: «Намжил! Очень скоро в этой просторной долине будет пастись скот коммуны. Много, очень много скота здесь уместится…» Значит, верно говорят, что русские умные. С тех пор десять лет прошло. Теперь-то я понимаю, что говорил он правду… Видать, еще тогда знал, что́ здесь будет в наши дни…

Кое-кто поверил словам старика, другие засомневались, считая, что Намжил все выдумал — от него всего можно ожидать.

Действительно, одно лето в Хангийн-Ус в белой остроконечной палатке жили русские. Поваром у них был тот самый Рыжий, с которым говорил Намжил. Местные звали их «древесные русские», так как они целыми днями только тем и занимались, что ставили столбики. Это были топографы.

Однажды, когда тот остался один в палатке, Намжил пришел к нему попросить махорки. Дело было в первое послевоенное лето, поэтому с красным табаком и зеленым плиточным чаем было туговато.

Если бы кто слышал их разговор, то со смеху живот бы себе надорвал. К счастью старика, беседа их происходила наедине. Когда Намжил вошел в палатку, Рыжий накрывал на стол, сколоченный из длинных досок, выкладывал соленую рыбу.

— Конец света! Это у тебя змееныши, что ли?

Русский в ответ дружелюбно улыбнулся и, видимо подумав, что старик приветствует его, сказал:

— Сайн, сайн! (Хорошо, хорошо! — Он знал по-монгольски только это слово.)

Намжил на это тут же возразил:

— Да что тут хорошего?! Муу! (Плохо!) — И, указывая на рыбу, поднял мизинец.

Русский громко расхохотался и снова повторил:

— Сайн, сайн!

Тогда Намжил взял одну рыбешку, рассмотрел ее и пробубнил про себя:

— Надо же! Чем человек питается… — Затем, обращаясь к нему, добавил: — Ой! Муу! Муу! Ты лучше купи овцу и мясо ешь! Ваш человек понимать или не понимать? — Все это он выговорил по-монгольски, но, как ему самому казалось, на русский манер.

Однако тот не понял и покачал головой. Тогда Намжил заблеял как овца и, показывая пальцем на рот, сказал: