Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

— Если верблюдов взять, то слишком много ответственности, а с табуном хлопот не оберешься… Можно было бы, конечно, взять и отару… Овец держать в загоне у юрты, и никаких забот… Но когда начнется окот, света белого невзвидишь…

В конце концов они решили взять валухов, кастрированных козлов и яловых овец, коз.

Объединение им выделило около двухсот голов мелкого скота, где в основном были валухи и козлы, и отправились они на осеннее стойбище в Хангийн-Ус.

И все же Жамьян считал, что, став даргой, он кое в чем выгадал. Если раньше он пользовался только своими лошадьми, то теперь табунщики через каждые два-три дня меняли ему скакунов. С другой стороны, он, как бригадир, почти полностью отошел от обычной черной работы.

Однажды вечером, когда он возвратился домой, прямо на пороге юрты встретил его маленький сын и радостно сообщил:

— К нам Амбаа приехал!

Гостем оказался Бямба Заячья Губа. После обмена приветствиями первым заговорил Бямба:

— Приехал поглядеть, как ты тут процветаешь в своем объединении. — И засмеялся.

— Ну и как? Уж успел, наверное, рассмотреть?

— Вижу, что неплохо… В загоне полно валухов и козлов. Что же еще надо?

Жамьяну, видимо, понравились его слова, и он признался:

— Маток не решился брать. Сам знаешь, как с ними потом, а с этими баранами да козлами… Лишь бы уберечь их от волков, вот и вся забота…

— Жить-то нам осталось ерунда, а вот сынишка твой как бы голодным потом не остался… Ему, должно быть, многое доведется испытать… — проговорил Бямба.

Это, разумеется, было сказано не просто так… Айлы их раньше никогда не соседствовали, но оба глубоко уважали и поддерживали друг друга. От разгоревшегося аргала в юрте было тепло, приятно пахло борцем [57] Борц — вяленое мясо. .

Бямба решил заночевать, и жена Жамьяна сразу же после ужина постелила ему. Однако гость не торопился ложиться.

Жамьян давно догадался, что Бямба заехал к нему неспроста, и ждал, когда же тот заговорит о деле. Вскоре жена Жамьяна взяла на руки сына и ушла спать. Бямба с Жамьяном остались вдвоем и, усевшись у лампадки, задымили трубками.

Настоящая крепкая дружба связывала их раньше.

Как-то в год Синей обезьяны случился страшный дзут [58] Дзут — бескормица и падеж скота, вызываемые сильными снегопадами или гололедицей. , и айл Жамьяна лишился всего своего скота. К весне запасы мяса у него кончились, а муки вообще не было…

Зимовал же Жамьян далеко от других айлов, так что положение оказалось безвыходное. Но как-то вечерком подъехал к ним Бямба, ведя на поводу лошадь, которую и оставил Жамьяну, чтоб тот заколол ее на мясо.

Такую помощь Жамьян — да и любой другой на его месте, — конечно же, не мог забыть.

Он хотел было сразу же заколоть ее, но не решился, подумав: «Какой же монгол может поднять руку на свою лошадь, да притом единственную… Какой позор!»

Затем, оседлав дареного коня, он сказал жене: «Сегодня уж как-нибудь потерпи», а сам поехал осматривать окрестности. Вокруг их юрты ни одного айла не было — все успели перекочевать в более благодатные для скота урочища.

Однако, поднявшись на гребень холма, Жамьян с удивлением обнаружил трех лошадей, видимо отбившихся от табуна и вернувшихся в родные кочевья, и тут же решил воспользоваться ими.

К вечеру он пригнал их домой и одну заколол. С того дня он начал собирать в степи отбившийся скот и пользоваться им, как своим. К весне у него набрался целый косяк лошадей, да и несколько вьючных верблюдов. Вот и надумал он вернуться в свое родное кочевье.

У некоторых его лошадей и верблюдов сразу же нашлись хозяева, которые в знак благодарности передали ему кое-какой молодняк. У большинства же хозяева так и не объявились.

Жамьян часть из них добровольно передал в сомон, но при этом не обидел и себя. Довольно легко и быстро ему удалось обменять оставленных для себя лошадей на овец и коз. Таким способом он и поднял свое пошатнувшееся хозяйство.

Жамьян считал, что только человек с щедрой и хорошей душой мог пожертвовать своим скакуном. Здесь-то и была отгадка, почему он сам и вся его семья так чтили Бямбу.

Но и Бямба, конечно же, не дремал, продолжая заниматься куплей-продажей, как и Жамьян, и притом ничуть не хуже его. Они хорошо знали повадки друг друга и поэтому при перекочевках по соседству не селились, хотя через других всегда были осведомлены о делах друг друга.

Когда Жамьян услышал о создании объединения, он решил вступить в него. При этом он рассудил так: «Дело новое и, надо полагать, обещающее, а с моими способностями и жизненным опытом можно будет достичь многого».

У лампадки то и дело кружились ночные бабочки, залетевшие в юрту через тоно; одни, опалив кончики крылышек, трепетали на столике, другие, более нежные, уже успели затихнуть. Пламя от лампадки было с большой палец, но тем не менее огромные тени Жамьяна и Бямбы грозно маячили на стенах юрты.

Бямба долго не решался заговорить, но в конце концов выложил Жамьяну все, о чем просил Жамба; только при этом еще добавил, что и сам собирается поехать с ним в город.

Жамьян слушал внимательно его, однако, когда тот закончил говорить, почему-то сильно испугался и переменился в лице. От Бямбы это не укрылось.

— Никто ничего не узнает… — постарался успокоить он Жамьяна.

А тот и вовсе растерялся и, тяжело вздохнув, мысленно обругал себя за трусость.

Бямба между тем спокойно курил, делая вид, будто ничего и не произошло. Наконец Жамьян поднял голову и в упор посмотрел на Бямбу: «Неужели ничего святого у тебя не осталось?» Но, вспомнив, как тот ему помог когда-то, подавил в себе злость и промолчал.

Жамьян и сам часто ездил торговать в город, но с подобной просьбой никогда к нему не обращался. И все же сейчас ему трудно было отказать Бямбе.

«Обобществленный скот — это золотой фонд объединения, и его надо беречь как зеницу ока. Это общественная собственность! Теперь его хозяевами являются все члены объединения», — вспомнил Жамьян слова, которые так часто повторял Данжур, и еще больше растерялся. «А с другой стороны, Бямба ведь помог мне в такое трудное время… Что же делать?»

— Я вижу, твои новые друзья совсем тебя испортили… — снова заговорил Бямба. — Раньше-то вроде бы человеком был, а теперь… Каши с тобой, видно, не сваришь… — И, отложив трубку, повернулся к своей постели.

Жамьян в душе возмутился: «Ну нет! Напрасно ты считаешь, что объединение вскружило мне голову». Но вместо этого он примирительно сказал:

— Бямба, дружище! Ты сперва подумай хорошенько! За это дело ведь и головой можно поплатиться…

— А что сделается с твоим объединением, если обменять несколько овец на валухов? Ровным счетом ничего! Никто и не узнает! Игра стоит свеч, — решительно возразил Бямба.