Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Прямо у их ног вплотную сидели старики китайцы, сапожных дел мастера. В солнечную и ясную погоду на дороге пыль стояла столбом, а в дождь приходилось шагать по грязной жиже.

Здесь Дамдин каждый раз покупал чашку орехов и, щелкая их, наблюдал за толпой в надежде встретить кого-нибудь из знакомых. К невообразимому шуму, который никогда здесь не стихал, он давно уже привык.

Китайские возницы, коверкая монгольскую речь, кричали на разные лады, приглашая покупателей ехать на другие базары. Охотников прокатиться было достаточно, и звон колокольчиков не прекращался.

Были здесь и свои завсегдатаи — отъявленные пьяницы и всякие опустившиеся забулдыги. Прорываясь сквозь шум толпы, частенько гремел над нею чей-то бас, поющий народную песню «И пусть в степи трещат морозы». Пьянчужки то и дело скандалили, затевали драки — должно быть, не поделив последнего глотка архи.

Наблюдать за этим Дамдину было интересно, и все-таки, проходя здесь, он робел.

Участливый и добрый, Дамдин не раз пытался подсобить торговцам, когда те сгружали свои товары, но они недоверчиво отворачивались. Этого Дамдин никак не мог понять и обижался.

Однажды он, пообедав в столовой, решил помочь официанткам управиться с посудой, но те едва не вытолкали его в шею. В другой раз, заметив подслеповатого старика музыканта, зарабатывающего милостыню игрой на хуре, захотел помочь бедняге и, порывшись в кармане, высыпал ему мелочь. Старик в благодарность ответил благопожеланием-юролом: «Да будет жизнь твоя долгой и счастливой!» Дамдин очень обрадовался и, довольный, повернул было домой, как вдруг услышал: «Посмотри-ка на этого молодчика! Подал гроши и, наверное, воображает, что отвалил целое состояние… А что на них старик купит?» Это зубоскалили оказавшиеся рядом две девицы в шляпах с перьями райской птицы.

Расстроенный Дамдин, оправдывая себя, подумал: «Да ведь у меня больше ничего нет. Если бы я был богат, как они (а девушки были с золотыми зубами и в дорогих шелковых дэли), то не пожалел бы для старика и тридцати тугриков».

С этого дня он стал осторожнее — в конце концов, при всей своей доброте он не в состоянии кому-либо помочь по-настоящему.

Дамдин еще несколько раз прошелся по толкучке и, почувствовав голод, решил возвращаться домой. Да он и приходил-то сюда в основном из-за того, что надеялся случайно встретить какого-нибудь своего земляка. «Приезжают же из других аймаков, а почему не могут приехать и от нас», — думал он.

Миновав ресторан «Тола», Дамдин обогнул здания фотоателье и парикмахерской, сел в голубой пузатый автобус, напомнивший ему гобийскую гусеницу, и отправился домой.

Открыв дверь, он сразу почувствовал запах готовящейся еды и услышал шум примуса. Выбежавшая из кухни Гэрэл с радостью крикнула:

— Дамдин-гуай пришел!

— Хорошо! Очень хорошо! — донесся из кухни голос ее матери.

Дамдин, сняв картуз, вытер пот и вошел в кухню. Гэрэл строгала мясо для бозов, а мать чистила лук и чеснок.

— Где был, сынок? — спросила она и, не дожидаясь ответа, бросила: — Замори-ка червячка чем-нибудь и помоги Гэрэл… Гостя ждем.

Дамдин выпил холодного чая и взялся месить тесто. Затем он разрезал его на равные дольки, накатал из них шарики, ловко растянул их и соорудил из каждого нечто вроде мешочка.

Гэрэл с матерью немало удивились его умению и стали расхваливать. Да и сам Дамдин не меньше их удивился своей ловкости.

Гэрэл, подражая Дамдину, тоже взялась лепить мешочки, подшучивая над собой — Дамдин катал их по-своему, по-гобийски, а она видела это впервые.

— Мать говорит, что должен прийти друг отца, — заметила Гэрэл Дамдину.

Дамдин хорошо знал всех, кто приходил в гости к Самбу. Изредка наведывался грузный полковник Гончик со своей женой. Он любил играть с Самбу в шахматы и умудрялся за одну партию выкуривать чуть не пачку папирос. Жена его проводила время с женой Самбу — за весь вечер беседа их не прерывалась. Гэрэл, посадив сестренку на колени, обычно слушала их, иногда тоже вступая в разговор. Дамдин же коротал время рядом с шахматистами, с видом знатока наблюдая за их игрой.

Оба, когда попадали в трудное положение, обращались к нему за советом:

— Сынок! Как быть? А что, если дать королю шах конем?

Дамдин был доволен, что у него спрашивают, но поскольку в шахматах ничего не понимал, то чистосердечно признавался:

— Да ведь я ничего не смыслю.

На это полковник Гончик отвечал:

— В шахматы учатся играть, наблюдая, как играют другие. И ты хорошенько смотри! Следи за ходами, за тем, как бьют той или иной фигурой… Смотри в оба, тогда и сам легко научишься.

Дамдин, воодушевленный советом, впивался в доску и думал: «И в самом деле, возьму да и научусь». Вскоре он уже знал, как ходят слон, конь, ладья и ферзь.

За игрой друзья частенько затевали разговоры на самые различные темы: об очередных испытаниях атомной бомбы в Америке, о заседании Комитета по разоружению, об увольнении с работы какого-то нерадивого завхоза. Иногда дело доходило даже до резкой критики… Как-то они заспорили о том, почему мука мукомольного завода хуже, чем у частников.

Приходил к ним еще корреспондент какой-то газеты. За рюмочкой вина или архи он любил пространно рассказывать о своих поездках в худон. Говорил, что поголовье скота у аратов растет, что большинство богачей теперь уже и не знают, что делать со своими растущими стадами, что некоторые айлы не справляются с поставками шерсти государству и выкручиваются из этого положения кто как может. Свои рассказы он непременно подтверждал фактами. К примеру, рассказал как-то о встрече с одним человеком, который трехлетнего верблюда обменял на десять килограммов козьего пуха.

Затем он переходил к движению за кооперирование аратских хозяйств, уснащая свой рассказ случаями из ряда вон выходящими. Говорил, что некоторые араты и вовсе не хотят работать, а когда их заставляют, то сразу же угрожают выходом из объединения.

Перед уходом он неизменно заявлял:

— Хорошо бы на эту тему написать какое-нибудь произведение. Крупное и солидное. Жаль, времени не хватает…

Частенько заглядывал к ним и некто Сундуй. По возрасту он был значительно моложе Самбу. В руках у него обязательно была какая-нибудь книга. Говорили, что он когда-то учился в Советском Союзе. Все его разговоры начинались с присказки: «Вот на севере…» (так он называл СССР).

Сначала он с огорчением говорил об Улан-Баторе.

— Никому не хочется плохо говорить о своей родине. Вот и я, когда был на севере, рассказывал, что в нашей столице ходят трамваи, троллейбусы, что у нас столько-то комфортабельных гостиниц, что все улицы, площади освещены и заасфальтированы… А на самом деле что из себя представляет наш город? Это приземистые домишки, юрты, кривые и узкие улицы, тонущие в пыли и грязи. Несколько приличных и современных зданий в центре города не могут создать его истинного лица. Когда-нибудь наша столица, дорогие мои, конечно, приобретет вид настоящих городов, но для этого надо строить, и строить немало, — убежденно говорил он и, возбужденный своим рассказом, вскакивал с места и принимался расхаживать взад и вперед по комнате. — Для этого надо много знать. Нашей стране, где населения раз-два и обчелся, ох как нужны знающие и умелые люди. Надо научиться по-настоящему работать. Было бы здорово, если бы мы научились хорошо строить, использовать наши богатые сырьевые запасы. Ведь у нас чего только нет! Главное, чтобы всем этим разумно распорядиться. Тогда бы и потребности страны удовлетворялись сполна…