Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Но оказалось, что это не так просто. Он то и дело закладывал руки за спину и опять начинал волочить ноги по земле. Заметив это, он вздрагивал, словно задремавший конь, и снова принимался подражать, как ему казалось, легкой и изящной походке горожан.

Город все же брал свое. У себя в сомоне стоило Дамдину услышать гудение мотора, как он точно бешеный вылетал из юрты и во весь опор мчался туда, где останавливалась машина. А теперь он перестал обращать внимание на шум моторов — так, мол, и должно быть.

Дамдин миновал здание Центрального театра и прямиком направился к памятнику Сухэ-Батору. Каждый раз, бывая в центре города, он обязательно приходил к этому священному для него месту.

В первый раз памятник издалека показался ему не больше шахматной фигурки, а теперь он удивлялся: «Странно… Он, оказывается, не такой уж и маленький».

У памятника всегда было многолюдно. Этот великий человек на вздыбившемся скакуне неизменно вызывал у Дамдина восторг, удивление и глубокие раздумья. Все здесь казалось ему грозным и величественным: скакун, ноги вождя, вдетые в стремена, руки, простертые к солнцу, сабля…

«Вождь Сухэ-Батор, наверно, был грозным и могучим человеком, а такой скакун, пожалуй, только один и был на всю страну… Такой исполин, конечно же, не мог не стать батором», — размышлял Дамдин.

До этого он не видел ни одного памятника, поэтому ему трудно было разобраться во всех деталях и символике. «Сложением-то Цокзол-гуай, пожалуй, ему не уступит», — прикинув, пришел он к выводу.

На сей раз ему повезло. Какой-то старик объяснял мальчику — видно, своему внуку — позолоченную надпись, выведенную на солнечной стороне пьедестала. Дамдин, весь обратившись в слух, тоже стал слушать, уставившись на памятник. В этот момент ему вдруг показалось, что всадник вот-вот взлетит и понесется выше лесов, ниже облаков, словно сказочный богатырь.

— Сухэ-Батор призывал свой народ к свободе, к пробуждению, — услышал он объяснения старика.

«Вот, оказывается, что… Ну конечно… Это и видно», — подумал Дамдин, будто сделал важное для себя открытие.

Он снова несколько раз обошел памятник и, довольный собой, зашагал дальше.

Дамдин многое уже знал о Сухэ-Баторе из рассказов своего учителя, да и кино о нем неоднократно смотрел. Особенно привлекало его в нем то, что герой был хороший наездник. В душе он мечтал стать таким же. И еще ему было приятно сознавать, что они с вождем тезки — ведь Сухэ-Батора звали Дамдингийн.

У Торгового ряда было много народу. Машины и автобусы беспрестанно сновали взад и вперед. Торговцы на разные голоса зазывали покупателей:

— Вкусные хушуры!

— Покупайте табак!

— Берите кедровые шишки!

— Кто забыл купить свежую газету!

— Покупайте мороженое!

Теперь Дамдина ничем нельзя было удивить — он уже успел ко всему привыкнуть. Это раньше он думал, что все именно его окликают, и поэтому считал себя обязанным подойти к каждому прилавку. И подходил, справлялся о цене, хотя ничего при этом не покупал, чем вызывал раздражение и злобу у большинства торговцев.

Равнодушно пройдя мимо них, Дамдин прибыл на толкучку, где его интересовало буквально все. И в самом деле, здесь было столько необычного и любопытного, что у кого угодно глаза бы разбежались.

Был разгар рабочего дня, поэтому народу толпилось здесь не так уж и много, но все же не меньше, чем на каком-нибудь сомонном надоме.

Дамдин подошел к кузнице, откуда доносился запах гари и копоти. Там подковывали лошадей. Какие-то люди играли в игру наподобие шахмат или шашек. Дамдин остановился около них и стал наблюдать.

Затем он подошел к лавке фотографа и надолго застрял там, разглядывая фотокарточки в рамках, выставленные, видимо, специально для обозрения. Каких только людей здесь не было!

Одни были засняты в головных уборах причудливой формы, да еще непременно с каким-нибудь пером райской птицы, с часами, с жемчужными серьгами или заколкой и, разумеется, в нарядной одежде. Весь их вид говорил: «Смотрите! Вот мы какие! Вот что у нас имеется!»

На многих снимках люди были засняты у стола с цветастой скатертью. А влюбленные сидели в обнимку, наклонив головы друг к другу, будто хотели этим сказать: «Вот какая у нас крепкая и неразлучная любовь!»

Были и фотографии с надписями «На память!», «Здравствуй!» во всю ширину снимка, а то и на фоне сердца, пронзенного стрелами.

Вдоволь насмотревшись, Дамдин тоже решил сфотографироваться и стал ломать голову: «Какой бы такой фон выбрать, чтобы сразу можно было догадаться, что человек живет в городе?»

Однако, посмотрев на себя, несколько огорчился: наряд его никак не подходил для такого торжественного случая. И тем не менее он был рад своей идее. «Интересно, узнает ли меня мать?.. Улдзийма, наверное, попросит на память… А почему бы мне ей и не подарить? Подарю, конечно».

Дамдину пока делать нечего, потому он и не спешит домой — здесь есть на что посмотреть. Теперь он перешел к торговым рядам, где расположились приземистые деревянные и глинобитные лавчонки, ларьки, закусочные. У некоторых крыши, как с удивлением заметил Дамдин, даже заросли бурьяном.

Проходя мимо них, Дамдин рассматривал вывески, сделанные, как правило, на длинной, покрашенной в зеленый цвет доске, окаймленной железной рамой. Если на вывеске были нарисованы помидоры и кочан капусты, это означало, что в лавке торгуют овощами. Если же печенье или булка хлеба — кондитерскими изделиями, а где бозы, хушуры — там, без сомнения, можно было и пообедать.

По подобным же отличительным знакам легко можно было найти и обувные мастерские, и магазинчики с галантерейными товарами.

На одном из магазинов висела доска с китайскими иероглифами. Здесь, видимо, специализации не было, а поэтому можно было купить абсолютно все: спички, табак, кедровые орехи, ягоды, муку, соль, белье, костюмы, разноцветные ленты, заколки для волос, кольца, серьги, гребенки, коралловые бусы, духи, совки для мусора и даже овощи или дольками нарезанный арбуз.

Правда, цены здесь показались Дамдину слишком высокими. Скажем, за небольшую чашку чернослива просили три тугрика. Дорого стоили и всякие украшения. «Кто же их может купить?» — размышлял Дамдин, внимательно присматриваясь к покупателям.

Людской поток здесь никогда не прекращался. Покупатели, как успел заметить Дамдин, большей частью ограничивались покупкой помидоров, да и то поштучно, орехов, отварного риса, соли, гребенок, зеркал…

Этими рядами частные лавки не кончались. Сразу же за ними начинались мастерские, где шла бойкая торговля сделанными на заказ седлами, сундуками, шкафами и даже гробами — любой формы и отделки.

Да и на посетителей этих торговых рядов Дамдин не мог наглядеться. Кого только здесь не было! Степенно вышагивающие араты, подпоясанные широченными поясами, миловидные девушки в дорогих шелковых дэли, рабочие в спецовках, солидные мужчины на красных, зеленых велосипедах с зеркалами, женщины и девушки в туфлях на высоких и тонких каблуках, ребятишки с измазанными в ягодном соку губами и зубами…