Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Дамдин, конечно же, догадывался, в чем дело, но уйти ему было некуда. Оставалось терпеть, приспосабливаться и беспрекословно исполнять все, чего она требовала. Гэрэл, правда, в таких случаях довольно смело возражала матери: «Мама, ну что ты все придираешься!»

Дамдин слушал это, винил себя, жалел Гэрэл и думал: «Все из-за меня… Я навлек беду на Гэрэл».

Самбу же, как успел заметить Дамдин, был человеком справедливым и добродушным. В домашних делах он участия почти не принимал, всего себя отдавая работе. Часто задерживался на службе. После ужина Самбу любил побеседовать с Дамдином. Просматривая газеты, он вдруг обращался к нему:

— Эй! Дамдин! О вашем аймаке тут написано… А ты знаешь такого-то? Видимо, земляк твой. Хвалят тут его…

В первый же вечер он долго говорил с ним, а перед тем как ложиться, сказал:

— Интересные все же люди там, в худоне. Взять хотя бы то, что они никогда ничего не забывают… Память на лица у них отменная… Ничего-ничего! Раз уж ты приехал к нам, должен и погостить. Живи у нас…

Затем он позвал жену и велел ей принести Дамдину старый китель, брюки и кепку. Вероятно, он решил, что вид у его гостя не совсем подходящий.

Дамдин был очень рад этому. Одежда хоть и выглядела поношенной, но для него она была лучше всякой новой, о которой он и не мечтал.

Никто не знает, сколько часов простоял Дамдин на другой день перед зеркалом, примеривая свою обновку. С тех пор он уже никакой другой одежды не надевал: в ней и дрова пилить ходил, и на рынок, и в магазины за продуктами.

Однажды он, оставшись дома, долго сидел, не зная, чем заняться. Потом вдруг набрался смелости и вошел в комнату Гэрэл. Она в это время читала.

— А вы читаете книги? — спросила она у Дамдина.

— Читать-то читаю, только лень одолевает, — признался он.

— А вы старайтесь читать систематически. Это же так прекрасно! — воскликнула Гэрэл.

Дамдин некоторое время молчал.

— После школы я в книги почти не заглядывал… — заговорил он наконец и, указывая на стопку книг, сложенных на ее столе, поинтересовался: — А ты все эти книги прочитала?

Гэрэл молча кивнула головой. Дамдин хмыкнул:

— Мне бы их хватило лет на пять, — и стал рассматривать фотокарточки Гэрэл. Потом тихо сказал: — Гэрэл, я хочу тебя кое о чем попросить…

Гэрэл с удивлением посмотрела на него, а Дамдин продолжал:

— Не дашь ли ты мне вот эту свою фотокарточку? Я…

Но она прервала его:

— Да о чем вы говорите? Нет, не могу!

Дамдин улыбнулся:

— А почему бы и нет? Я буду ее хранить, и с ней ничего не сделается.

— Да я вовсе не о том… — возразила Гэрэл.

— Ну, если не хочешь по-доброму отдать, придется мне тебя ограбить, — сказал Дамдин и, глядя на Гэрэл, громко засмеялся. Потом положил фотокарточку за пазуху.

Гэрэл тут же вскочила, умоляя:

— Дамдин-гуай! Не могу я! Она у меня единственная!.. — Она попыталась вырвать ее у него, но Дамдин, продолжая смеяться, увернулся и отскочил в сторону.

На шум прибежала ее мать и, остановившись за дверью, стала прислушиваться. Сначала она решила, что они щекочут друг друга: из-за двери доносился веселый и задорный смех. Но при этом они почему-то еще и носились по комнате. Удивленная происходящим, она прошла на кухню, наполнила пиалу чаем и снова вернулась. Однако не решилась сразу войти.

В это время Дамдин, убегая от Гэрэл, бросился к двери и прямо на пороге столкнулся с ее матерью. Она в испуге уронила пиалу и закричала так, будто ее душат.

Дамдин на секунду опешил, но тут же упал на колени и стал собирать осколки от пиалы, успокаивая ее:

— Ничего, ничего! Я сейчас все уберу…

От испуга у него руки тряслись, и он никак не мог собрать разлетевшиеся осколки.

Мать Гэрэл тем временем дула себе на ладони, крича:

— Кипяток! Кипяток! Вот бешеные! Руки обожгли… Чуть сердце не разорвалось…

Она ошалело смотрела то на Гэрэл, то на Дамдина.

«Да, пожалуй, я ее крепко двинул. Как еще только не сшиб с ног?» — думал Дамдин, ползая по полу.

Гэрэл, чуть не захлебываясь от веселого смеха, не удержалась:

— Ой, мама, как же ты страшно кричала! Чуть потолок не обвалился. — И ушла к себе в комнату.

Мать прошла за нею, зло бросив при этом:

— Совсем осатанели…

Перепуганный Дамдин и не заметил, как подмел и вытер пол. Затем он прошмыгнул к себе на кухню и только тут почувствовал, как стучит у него сердце; оно точно готово было пробить ребра и выскочить из груди. Прислушавшись, он вытащил фотокарточку Гэрэл из-за пазухи и аккуратно положил ее в свой кошелек.

Гэрэл не выходила из комнаты. Потом из-за двери снова донесся разгневанный голос ее матери:

— Пора уж образумиться! Как тебе не стыдно! Нашла с кем…

Дамдин все это слышал, но не очень огорчился — он был рад тому, что заполучил фотокарточку Гэрэл.

С тех пор жена Самбу, как показалось Дамдину, резко изменила свое отношение к нему. Да и Гэрэл, видимо боясь матери, стала его избегать. И все же Дамдин не падал духом. Стоило всем уснуть, как он вытаскивал фотокарточку Гэрэл и, подолгу рассматривая ее, шептал: «Ты хороший человек… Очень хороший… Я тебя никогда не забуду…» Затем, поднеся ее к самым глазам, он спрашивал: «А ты что обо мне думаешь?»

И каждый раз ему казалось, что ее добрые и доверчивые глаза спрашивали у него о том же.

В городе летнее тепло держится удивительно долго. И если бы не измазанные в ягодном соку, как в чернилах, губы детворы, если бы не орехи, которые теперь ловко и быстро, словно белка, щелкают все горожане, да не овощи, горы которых вдруг вырастают на прилавках ларьков и магазинов, то еще долго можно было бы не подозревать о наступлении осени.

Дамдин нарядился в подаренную Самбу одежду и отправился в город. Пройдя сэлбинский мост, он заглянул в киоски, ларьки, стройными рядами протянувшиеся вдоль берега реки, и двинулся в западную часть города.

Он успел пообтереться в городе и теперь уже был не тот зевака, который, спотыкаясь на каждом шагу, с разинутым ртом ошалело смотрел на все, что попадалось на его пути. Во всяком случае, сейчас он мог добраться до дома Самбу из любого конца города. Да и сельских жителей от горожан научился отличать безошибочно. Если от кого-нибудь несло запахом аргальего дыма, полынью или чабрецом, то, ясное дело, человек приехал из далеких краев. Раньше же ему было не до этого.

Дамдин шел по улице, внимательно присматриваясь к прохожим. У некоторых ему нравилась легкая походка, у других — надменный, высокомерный взгляд поверх голов. «Неплохо смотрится, особенно когда руки в карманах», — думал он и пытался подражать всем сразу, но у него не получалось. Дамдин уже знал, что внешний вид и повадки могут очень многое сказать о самом человеке, и поэтому старался избавиться от своих сельских привычек, чтобы выглядеть самым что ни на есть культурным и образованным.