Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Еще больше я нервничаю из-за того, что мир по ту сторону двери в номер совершенно перестал быть понятным. Я говорю это и хочу быть понятым, хотя вы можете подумать, что мой папаша К. здесь не единственный, кто спятил. Короче, вот я про что: каждое утро, когда я просыпаюсь и открываю дверь номера, я точно не знаю, какой за ней окажется город, какой день недели и какой месяц. Я даже не знаю точно, в каком мы штате, хотя этот вопрос волнует меня чрезвычайно. Как будто мы стоим на месте, а мир проезжает мимо. Или весь мир – огромный телевизор, и я не понимаю, у кого пульт от него. Тогда, возможно, Бог существует? Что, кроме нас, здесь есть кто-то третий? Бог, который, собственно говоря, имеет меня и остальных и на правах арбитра постоянно меняет правила? Я думал, существуют правила изменения правил. Я думал, что даже если я схаваю идею, что кто-то – косая черта – что-то сотворило нас всех, то это значит, что этот кто-то – косая черта – что-то, осуществляя акт творения, был ограничен законами творения, иначе как бы этот он – косая черта – оно нас сотворило? Или он – косая черта – оно может в любой момент просто взять, пожать плечами и сказать: “Отменить гравитацию!”, и – пока-пока! – мы все утечем в космос? И если эта сущность – давайте называть ее Богом, почему бы и нет, так сказать, по традиции – может менять правила просто потому, что у него такое настроение, давайте разберемся, какое именно правило было изменено в нашем случае. Есть правило, гласящее, что места занимают постоянную физическую позицию по отношению к другим местам, и чтобы попасть из одного места в другое, всегда проходишь одно и то же расстояние, на этом точка, и во веки веков. Ты думаешь, что, ко всем чертям, это совершенно неизменное правило, иначе что было бы со всеми дорогами, поездами и самолетами? Каково бы было, если бы вы, к примеру, решили поселиться на максимально возможном расстоянии от своей тещи, и вдруг – бум! – вы просыпаетесь, открываете дверь, а она стоит на пороге с тортиком, поскольку ее дом теперь ровно напротив вашего. Как мы вообще начнем понимать, где какой город, если мотели свободно путешествуют во времени и пространстве и замещают друг друга? Что будет с переписью населения и избирательными участками? Коллапс сразу всех систем, верно? Это то, чего Ты хочешь? Ты похож на рабочего с кувалдой из старого анекдота про сантехника, который разнес к чертям все общественные туалеты и вокзальные умывальные и повесил слоган, как там его, если бачок не чинится, его уничтожают. Господи Исусе! Гребаный конец света происходит аккурат за дверью в мой номер.

Сегодня, например. Утром.

Прошлой ночью я заснул в отеле “Друри инн” в Амарилло, Техас (население 199582 чел., если, конечно, это все еще хоть что-то значит), мне снился вчерашний день, арт-объекты на ранчо “Кадиллак” на 66-м шоссе, пять десятков тачек “эльдорадо” не то въезжают в техасскую землю, не то пытаются из нее выехать. “Кадиллак, кадиллак, Длинный и темный, блестящий и черный— спасибо, Брюс Спрингстин, что пел для меня в моем сне, – Едет, словно это маленький рай здесь, на земле ⁄ Что ж, приятель, когда я умру, брось мое тело на заднее сиденье/ И отвези меня на свалку в моем кадиллаке”. Амарилло похож на сон сумасшедшего, они выращивают на полях гелий и на заводе “Пэнтекс” собирают ядерные боезаряды, они производят много мяса и потребляют много говядины, у них играет в автоматах сбежавший бойфренд Эммилу Харрис, и все они встречаются на ранчо “кадиллак”. Отличный сон, должен признать. Быстрые тачки, высокое небо, горячие девочки в ковбойских шляпах танцуют на фоне промышленного пейзажа. Мне нравится. А потом я проснулся, выглянул наружу и чуть в обморок не шлепнулся. Стою я на балконе этаже эдак на десятом вместо вчерашнего второго, мы еще машину припарковали точнехонько у номера. Голова идет кругом. Где я? Где именно все это находится? Еще более пугающий вопрос: “Когда все это?” Потому что вон там гордо высится над изменившимися улицами этого ни разу не похожего на Амарилло места бывший Всемирный торговый центр. Да, тот самый, что уничтожили самолеты. Башни-близнецы, хотя здесь только одна. Этого не может быть, но она здесь. Может ли быть, что мы каким-то сверхъестественным образом переместились в пространстве и времени и таки находимся в Нью-Йорке, но не в Нью-Йорке сейчас. В Нью-Йорке тогда? Неужели мы оказались здесь в тот страшный день, южная башня уже рухнула, потому я ее и не вижу?

Стоп.

Все это не похоже на Нью-Йорк на любом этапе истории его существования. Это какое-то другое место. Да и башня эта не слишком большая. А может быть, пока я не смотрю, все вокруг уменьшается? Детка, я уменьшил этот мир? Я бужу его криком, заставляю подняться с постели и подойти к окну.

– Где мы, к черту, находимся, – спрашиваю я у него, – и как сюда попали?

Я на грани, это слышно в моем голосе.

– Талса, штат Оклахома (население 403090 чел.), – отвечает он мягким отеческим голосом. – Что-то случилось?

Не могу поверить, что он это сказал.

– Случилось, папочка, у нас проблемы! – отвечаю я. – Что произошло с Амарилло? Разве мы не в “Амарилло Друри инн”? Разве не туда мы заселились вчера вечером? И кстати, что здесь делают башни-близнецы?

– В Оклахоме нет отелей сети “Друри”, – отвечает он мне, – мы в отеле “Дабл три” в Талсе.

Я тянусь к столику у него за спиной и хватаю гостиничный блокнот. “Дабл три, Талса” — значится там. Я схожу с ума. Неужели подобное может происходить сейчас?

Он продолжает вести себя так, словно ничего не произошло.

– Когда мы въезжали сюда вчера, – говорит он, – ты заснул, не помнишь? Сели в лифт, ты сказал, что рад пожить повыше для разнообразия, а потом отключился. Странно, что ты совсем ничего не помнишь.

Я пристально смотрю на него. Хочу понять, не делает ли он из меня идиота.

– Это происходит уже не в первый раз, – настаиваю я.

– Что именно? – не понимает он.

– Дислокация локаций, – отвечаю я.

Он просто качает головой.

– Выпей кофе, – советует он, – помогает очистить голову.

– Какое сегодня число? – интересуюсь я, и он отвечает.

Все еще хуже. Сегодня не то сегодня, которое идет за вчера. Как могло случиться, что сегодня уже 11 сентября? Вот дерьмо!

Естественно, какая-то часть меня начинает думать: возможно, я не настолько полноценно очеловечился. Возможно, у меня случаются провалы, перерывы в существовании, сбои в программе. Возможно, я подвисаю на какое-то время, как картинка в фейстайме при слабом вайфае, а потом отмираю. Или это он хочет, чтобы я так думал? Ведь в этом случае я по-прежнему полностью завишу от него, а это как раз то, чего он хочет, – почитающий его ребенок без собственного мнения. Или это у меня уже паранойя? Вы видимо, так и считаете. И я начинаю думать о том, что еще хуже. Эта моя инсула не справляется с нагрузкой и приносит мне только плохое. Возможно, моя инсула считает, что такова современная Америка: что для некоторых из нас в этом мире больше нет никакого смысла. Возможно все. Здесь может превратиться в там, сегодня в завтра, верх в низ, а правда в ложь. Все катится в тартарары, и ухватиться не за что. Мир разошелся по швам. Для тех из нас, кто уже начал это видеть, в то время как остальные остаются слепы. Или решительно не хотят видеть. Они просто пожимают плечами, для них все по-старому – дела идут, как шли, земля по-прежнему плоская, и глобального потепления не происходит. Прямо под нами на улицах машины возят пожимателей плеч, другие пожиматели плеч спешат на работу, призрак Вуди Гатри идет по узкой полосе за отбойником вдоль скоростного шоссе и распевает про “мир для нас двоих”. Даже Вуди Гатри еще не слышал новости о наступающем конце света.