Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Присутствующие согласно кивали головами.

– Сенаторы обратили внимание на эту проблему только в 2015 году. Я лично инициировал кампанию в интернете, и за одну только неделю привлек двенадцать тысяч семей. И в этом, как ни печально, некого винить, кроме нас с вами. Нам следует взглянуть в лицо проблеме, вставшей перед нашим сообществом. Налицо кризис, имеет место зависимость, существует огромная опасность для членов семей, но мы скрываем это. Мы стыдимся их и молчим об этом. Дома, в Индии, такое тоже скрывают. А в результате мы испытываем серьезную нехватку реабилитационных учреждений. Кризис усугубляется. Прозвучит странно, но это так: причина не в том, что выделяется недостаточно средств. В 2013 году в США на эти цели было выделено 8 миллиардов долларов. В 2014-м – io миллиардов. Увеличиваются суммы, но растет и проблема. Почему? В ответ я вынужден произнести одно печально известное всем нам слово.

Драматическая пауза.

– Дамы и господа, господин консул- сахиб, уважаемые гости, это слово – коррупция.

Повод для запланированного вздоха шокированной публики.

– Ответственность за это лежит на крупных фармацевтических компаниях и лоббистах. А также на небольшом количестве – по моим подсчетам, не больше одного процента – коррумпированных врачей. Все это время на рынок поступают новые, более сильные препараты. В этом и заключается проблема. Лично я стараюсь смотреть ей в лицо. Мы все должны так сделать.

Андерсон Тайер, старательно записывавший, сидя в глубине комнаты рядом с корреспондентом газеты “Радждхани”, проникся мгновенной симпатией к доктору Смайлу, ведь тот был коротышкой, как он сам. Мы – два жевуна из страны Оз, подумал он. Нам следует держаться вместе. Однако по мере своей речи доктор Смайл поражал Андерсона все больше. Этот парень – не ему чета. Он встал в окружении своих коллег и практически открытым текстом заявил о том, что делает, а потом заставил их поверить в обратное. Каждый уходил с этой встречи в уверенности, что он шериф, а не преступник. Он прикидывался Пэтом Гэрреттом, хотя на самом деле был Билли Кидом. У чувака есть яйца. Скромная андерсоновская философия о том, что маленькое – не большое, явно не для него. У него во рту склизкий ком настоящей большой лжи, и он брызжет ею сквозь свои бесстыжие зубы.

В тот же день Андерсон позвонил доктору Смайлу с одноразового мобильного, от которого собирался избавиться после этой поездки. Он назвался “Сэмом”, как было заранее оговорено, и доктор Смайл тут же отчитал его:

– Прийти на конференцию – глупый поступок, – заявил он. – Там были местные журналисты. Глупо идти туда, где кто-то легко сложит один и один и получит два.

– Я сожалею об этом, – ответил Андерсон, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало и нотки сожаления. – Я хотел взглянуть на вас, чтобы понимать, с кем я имею дело.

– И к чему вы пришли? – Вопрос доктора прозвучал обиженно и одновременно растерянно.

– Что вы человек, с которым я могу иметь дело.

– Первая поставка будет комплиментом от меня, – доктор Смайл перешел на уверенный деловой тон, – платить за нее не придется. Вы получите небольшой пакет, в который будут вложены инструкции по применению, им нужно следовать неукоснительно.

– Я вас понял.

– Кафе “Рейна дель тако” на Буфордском шоссе. Ровно в десять вечера зайдите в мужской туалет и заберите спрятанный за бачком унитаза пакет.

Ночная такерия не была тихим местом. Освещение было неоновым и кислотным, стены пестрыми (частью розовыми, частью цвета лайма), потолок весь увешан мелкими позвякивающими предметами (пульсирующие красные сердца, огромные желтые сердца, разбитые синие сердца), музыка очень громкой, а звук приделанного к стене огромного телевизора с плоским экраном почти заглушал музыку. Столики были заняты студентами Эмори, Морхауса, Спелмана, которые шумели так, как умеют шуметь только студенты, когда массово собираются в одном месте. Идеальное место, подумал Андерсон, здесь всем есть дело лишь до самих себя и своей еды. Без пяти десять он проверил мужской туалет. На двери висела табличка “Туалет не работает”. Он ушел и вернулся через пять минут. Таблички не было, туалет был свободен, и в оговоренном месте его ждал коричневый бумажный пакет. Он забрал его и сразу же отправился к арендованной “камри”.

На сегодняшний рейс он уже не успеет. Придется переночевать в гостинице рядом с аэропортом и лететь в Нью-Йорк утром. Он терпеть не мог Хартсфилд-Джексон из-за его огромных размеров и частых проблем с логистикой. Когда его самолет приземлился здесь в этот раз, один из пассажиров в кепке с символикой бейсбольной команды “Брэйвз” рассказал шутку, которую Андерсон посчитал местной. “Если после смерти тебя отправят в ад, – говорил фанат “Брэйвз”, – будь готов к пересадке в Атланте”.

Какой могла бы быть моя жизнь, думал он. В Дэвидсонском колледже он изучал русский язык и прослушал специальный курс под названием “Россия и Украина: война и мир”, а также еще один, посвященный вампирам как метафоре русской культуры, а на выпускном курсе с ним связались представители спецслужб сразу двух стран, США и России, и предложили работу. Он с одинаковой вежливостью поблагодарил тех и других за проявленный интерес и отклонил оба предложения. Представитель США пришел еще раз, чтобы сообщить, что, если он когда-нибудь попытается въехать в Россию, с большой долей вероятности его паспорт будет конфискован, и в отношении него могут быть применены и другие меры. Он забросил русский, ушел из университета, не получив диплом, и вместо этого стал скромным (возможно, не таким уж и скромным) личным помощником у звезд. А мог бы быть шпионом, скажи он тогда “да”. Мог бы вести жизнь секретного агента.

О чем ты думаешь, сказал он себе. Вот это твоя жизнь. Ты живешь в ней здесь и сейчас.

На этот раз человек, называвший себя Кишотом, вместе с новым письмом отправил Салме свою фотографию. Весьма неудачное селфи, распечатанное, вне всякого сомнения, в отделении “ФедЭкса” где-нибудь по пути и отправленное, по всей видимости, из Пенсильвании. Значит, он уже близко. Это немного пугало, но, надо признать, одновременно и интересовало Салму. Она совсем не ожидала, что он может быть хорош собой, а он оказался красив, насколько может быть красивым престарелый безумец. Он напомнил ей актера Фрэнка Ланджеллу. Длинное худое лицо с четко очерченными скулами. Седые волосы коротко подстрижены, на щеках трехдневная щетина. Стоит очень прямо, с гордой осанкой. Явно с хорошими манерами, приятной улыбкой и склонностью к меланхолии. Как и его письма, подумала Салма и тут же похолодела. В них тоже есть свой шарм.

Ее начало трясти от внезапно нахлынувших воспоминаний, и она с ужасом, словно встретила призрака, поняла, что кроме мистера Ланджеллы он напоминает ей кое-кого еще, того, о ком она никогда не упоминала, но кто при этом оставался недостающим элементом, объясняющим любой ее выбор, всю ее жизнь. Кишот как две капли воды был похож на ее деда, отца матери, давно забытого и ныне покойного Бабаджана.