Ахмед Рушди - Кишот [litres]

После ухода Андерсона Тайера (место в ее постели на сегодня было занято, милый, ее ждала встреча с гораздо более изобретательным любовником) Салма начала тщательно готовиться к знакомству с фруктовыми леденцами, словно в эту ночь ее будуар должен был посетить сам Казанова. Она приняла ванну, побрилась, где положено, подушилась и намазалась лосьоном, чтобы не быть излишне бледной, часть волос заплела в косу, а часть оставила свободно спускаться по плечам. Потом легла в постель – “Мерцало платье белизной, ⁄ Как хлопья снега под луной, ⁄ Она плыла во тьме ночной” [9] [], – взяла в руки леденец, положила в рот и попыталась вспомнить, чьими словами неожиданно зазвучал он в ее голове: “ Беда! Проклятье ждет меня!” ⁄ Воскликнула Шалот. Готовилась ли она в тот момент к смерти? Хотела ли, поддавшись семейному проклятию, пройти дорогой мамы и бабушки к добровольному концу? Нет, сказала она себе твердо, вероятнее всего, нет. Она справится. Она уж никак не была человеком, ранее не употреблявшим и далее по тексту. Но она будет делать все медленно. Начнет от подножия этой уходящей в небеса лестницы.

Тысяча шестьсот микрограмм фентанила – то же самое, что сто шестьдесят миллиграмм морфина. Это мощный приход, а сублингвальный спрей сделает его еще круче. Стоит начать с двухсот микрограмм. Иди шагом до тех пор, пока не сможешь не перейти на бег, потом беги, и только потом взлетай.

В наши дни химия остается единственным способом испытать радость. Сначала нужно отключить себя от Всеобщей связанности, а затем, когда окружающий мир скроется во мраке, положить в рот кусочек эйфории и рассосать ее. Это единственный любовник, который никогда не разочарует, друг, который не бросит, партнер, который не предаст, правительство, которое не обманет. Только это последовательно, надежно, честно и всегда оправдывает ожидания. Сонная, неспешная радость. Вот и она. Отключи голову, расслабься и плыви по течению.

Смерть эго.

Самадхи.

Высшее блаженство.

В письме Кишота, которое пришло вместе с фотографией, с некоторой долей тревоги говорилось о конце света. Салма магнитом прикрепила копию письма к холодильнику. Как и прочие послания от скрывающегося за псевдонимом автора, оно было написано каллиграфическим почерком, но содержало довольно экстравагантные для обладателя столь твердой руки идеи.

Моя дорогая мисс Салма,

В истории, которую я читал еще мальчиком, а Вы – удивительное совпадение! – можете прямо сейчас посмотреть на “Amazon Prime”, один тибетский монастырь приобретает самый мощный в мире суперкомпьютер, поскольку видит свою цель в перечислении всех девяти миллиардов имен Бога, а компьютер может помочь быстро и точно справиться с этой задачей. И тут оказывается, что перечисление всех имен Бога – не только цель и подвиг этого монастыря. Это также цель существования нашей Вселенной, а потому, как только компьютер закончил свою работу, звезды, медленно и бесшумно, стали исчезать с небосвода. Мои чувства к Вам сродни этому, я уверен, что главная цель существования Вселенной на данном этапе – подготовка момента, когда мы с Вами сольемся в вечном блаженстве, и как только мы осуществим это, космос достигнет своей цели, а потому тихо прекратит свое существование, мы же с Вами, неподвластные всеобщему разрушению, вместе перейдем туда, где нет больше Времени.

До того как оставить ее на ночь одну, Андерсон Тайер признался, что это письмо заставляет его нервничать. Гибель космоса. Всеобщее разрушение. Мы, неподвластные всеобщему разрушению. Эти слова должны бы напугать Сал му. Такими словами не бросаются в шутку. Легкомысленное отношение Салмы здесь явно неуместно.

– Нет, посмотри сюда, – успокоила его Салма, – в эту минуту он ищет вдохновения на свалке древней научной фантастики, а уже через миг возвращается к мистическому странствию своей души. Дочитай до конца.

Я уже писал Вам, моя милая, что к настоящему моменту во имя Любви отрекся от веры, неверия, догм и причин. Теперь же мне удалось постичь и тщету всех земных знаний.

– Очень ценное знание, – потешалась Салма, – если не принимать во внимание его тщету, да? Смотри, теперь он старается отказаться от желаний и привязанностей. Знаешь, что случится, когда ему это удастся?! Реальность перестанет существовать! Он пребывает сейчас в континууме постреальности, который, по всей видимости, и должен тихо прекратить свое существование после того, как мы с ним полюбим друг друга. Это же прямо комедия положений! По-моему, это так мило. Посмотри, как он подписывается. Просто гость из восемнадцатого века.

За сим, моя прекрасная дама, остаюсь навеки Вашим верным слугой, Кишот.

– И вообще, – продолжила она, – конец света становится нынче модной темой. Помнишь, скоро у нас в программе будет Ивел Сент из “Корпорации Сента”. Он тоже тронулся на конце света.

– По-моему, это еще одна причина обратиться в полицию, – заявил Андерсон. – Пусть разошлют у себя его фото. Я не хочу, чтобы он подходил к тебе ближе, чем не милю.

– Я не выношу, когда ты пытаешься мною руководить и оберегать от всего, – взорвалась Салма. – Так и хочется тебе напомнить, что выработаешь на меня.

Итак, их приятная встреча завершилась расставанием на менее приятной ноте. Он давно уже привык к ее внезапным приступам гнева. Знал, что они у нее не длятся долго и что благодарность, которая переполняла ее несколько минут назад, была тем, что Салма чувствует по-настоящему. Знал, что завтра все будет как обычно. Иногда он чувствовал себя родителем гениального ранимого ребенка. Он был большим, а она – маленькой. Знал он и то, что со стороны его отношение к ней можно было принять за снисходительность, и оно раздражало ее больше, чем что-либо другое, поэтому он изо всех сил старался не проявлять его внешне.

– Увидимся утром, – сказал он ей.

И вот теперь, прямо в постели качаясь на волнах сонной эйфории, то погружаясь в нее, то снова выныривая, Салма представляла, что он, Кишот, находится рядом с ней, вокруг рушится космос, а они бок о бок летят за грань, туда, где нет больше Времени, где прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно – наверное, в таком времени существует и видит все Бог, – и они тоже будут видеть все, словно боги, бессмертные и свободные. Она смотрит на Кишота и видит лицо деда. Это не пугает и не расстраивает ее, она не испытывает ни горечи, ни отвращения. Она просто наблюдает, как лицо старика обращается в тлен, становится светом. В тот момент, во власти химического счастья ей казалось, что простить его совсем просто, даже вполне естественно.

Неужели Кишот улучшает себя для того, чтобы, очистившимся, отдать себя в ее руки? Неужели он тот, кто сможет залечить ее раны?