Ахмед Рушди - Кишот [litres]

– Сублингвальные фентанилсодержащие спреи есть на реальном рынке, – Брат тщательно подбирал слова, – и прорывные боли – он едва удержался, чтобы не сказать “у онкологических больных в терминальной стадии ”, – прямое показание к их применению. Уверен, что твой британский врач знает, что есть на британском рынке, и пропишет то, что лучше всего подойдет в твоем случае.

– Ты что, не слышал о британских врачах? – возразила она. – Они никогда не выписывают пациентам то, что может им помочь. Они считают, что лекарства вредят больным людям.

– Но я уверен, что в твоем случае, когда прогноз…

– Да или нет? – настаивала Сестра. – Ты сможешь достать мне лекарство? У тебя есть знакомые?

Брат снова долго не отвечал.

И наконец:

– Да, – сказал он. – У меня есть знакомые.

– Сделай это для меня, – попросила Сестра. – Как только достанешь, срезу же садись в самолет и прилетай.

– Только хочу предупредить, ты – известный адвокат, твой муж – судья, а это – на грани закона. На самом деле за гранью.

– Просто сделай это для меня, – повторила она.

– Хорошо, – ответил он.

– И приезжай поскорее.

– Что значит поскорее?

– Как только достанешь, прыгай в самолет и прилетай.

Во всех аэропортах зоны таможенного досмотраустроены так, чтобы даже невиновный почувствовал, что в чем-то виновен. НЕТ ТОВАРОВ, ПОДЛЕЖАЩИХ ДЕКЛАРИРОВАНИЮ. Эту табличку можно смело заменить на: ПРОХОД ТОЛЬКО ДЛЯ МЕРТВЫХ. Брат не сомневался, что его остановят для досмотра и обнаружат запрещенное к перевозке вещество, право на приобретение которого он никак не сможет доказать, – идиотская ситуация, которая может закончиться для него весьма плачевно. Однако в драме, участвовать в которой он согласился по собственной воле, ему была отведена лишь второстепенная роль, а потому он беспрепятственно прошел в зал прилета, где ему ничего не угрожало.

В кэбе Брат попросил водителя “поддать воздуха”. Таксист не понял, чего он хочет. Пришлось сказать “включить кондиционер”. Кэбмен сказал, что кондиционер не работает, прости, дружище, ты можешь открыть окно. Через открытое окно в салон попадал лишь поток горячего воздуха. Лондон страдал от жары – настоящее пекло, как выразился кэбмен. “Аномальная жара” и “Лондон”, то, что эти слова стоят рядом, подумал Брат, очевидный оксюморон, как “затяжные дожди” и “Лос-Анджелес”. И все же так оно и было – почти девять вечера, а температура еще далеко за восемьдесят, сколько это по Цельсию? Тридцать? Тридцать пять? Поди разберись. Невозможно понять британцев и системы, которыми они пользуются. Расстояние на дорожных знаках указывают в милях, а вес на медицинских весах – в килограммах. В супермаркетах и пабах тебе продают молоко и пиво пинтами, а бензин на заправочной станции – литрами. Атлеты измеряют преодоленное расстояние равными полутора километрам “метрическими милями”, а длина крикетного поля должна равняться двадцати двум ярдам. В бухгалтерском учете используются десятичные дроби, но в остальном малые части считают как бог на душу положит, так что даже Евросоюз давным-давно отказался от идеи принудить британцев привести принятую в стране систему мер и весов к единому стандарту – вот вам ранний звоночек: британцам претит идея быть во всем европейцами.

Для Брата было своего рода облегчением оказаться посреди кризиса, переживаемого другим народом, на время оставив позади американский кризис. Дома он вовсе не слушал новостей и старался избегать социальных сетей, чтобы насколько возможно оградить себя от ежедневного потока чуши. У него была книга, которую он писал, кризис, который переживал, кризис Сестры, и это все, с чем он мог справляться на данный момент. Гибель западной цивилизации вполне может подождать до лучших времен.

Брат поднял взгляд на ночное лондонское небо, и вновь испытал иллюзию, будто оно усеяно дырами. Снова провалы в зрении, дыры в ничто. Это уже не было похоже на привычные мушки перед глазами. Либо у него начинается отслоение сетчатки, либо распад космоса, предсказанный его героем Ивелом Сентом, начинается не только в выдуманном, но и в реальном мире. Это абсурд, разозлился на себя Брат. Подобное не может происходить на самом деле. Я все это придумал. Брат создал в телефоне новую заметку – напоминание по возвращении из Лондона посетить офтальмолога.

Он позвонил Сестре на мобильный. Ему ответил незнакомый женский голос.

Это была Дочь.

– Мама сейчас отдыхает, – сказала она. – Но мы все очень ждем вас. Комната для вас готова. А еще я хотела вам сказать, – девушка продолжила после небольшой паузы, – что очень хочу с вами познакомиться, мне кажется, я хотела этого всю жизнь, и должна вам признаться, что первый мейл с маминого компьютера написала вам я. Пешка ез на ед. Это был мой ход.

– Значит, я навсегда у тебя в долгу, – ответил Брат. – Я уже скоро буду у вас.

– Мне нужно вас предупредить, – девушка перешла на шепот, – мой папа с большим трудом прощает тех, кто причинил боль моей маме. Она тоже взвивается, как фурия, стоит кому-то высказать в его адрес какую-то критику. Они всегда были такими, настоящими защитниками друг для друга. Я просто хочу сказать, что папа может быть довольно холоден с вами, когда вы приедете. Он справится с этим, я уверена, особенно теперь, когда вы с мамой почти все наладили.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил Брат.

Брат помнил этот район со студенческих времен; тогда у него были длинные волосы и усы на манер Эмилиано Сапаты, и он предпочитал яркие фиолетовые рубашки и красные вельветовые клеши с бахромой. Тогда на улице, где по выходным работает знаменитый рынок, был магазинчик для наркоманов, который все называли “Магазин собак”, его владельцы зачем-то разметили над дверью, рядом с вывеской, слепок гигантского человеческого носа. Брат прочел где-то, что в старые времена бедняки с этой улицы воровали у богатых соседей собак, обучали их откликаться на новые имена, а затем на этой же улице продавали обратно прежним хозяевам. Однажды Брат зашел в “Магазин собак” и поинтересовался, не эта ли история стоит за его названием, но был встречен типичным для хиппи пустым взглядом: “Нет, парень. Просто такое название, парень”. Ужасно, подумал он. Уже тогда, полвека назад, наша культура начинала страдать потерей памяти, словно после лоботомии, оторванностью от собственной истории. Как после лоботомии. Оставь прошлое мертвым. Расслабься, живи сегодняшним днем и плыви по течению.

Ресторан, над которым располагалась квартира Сестры, назывался “Санчо”. Порой Брату казалось, что весь мир не более чем отражение его незаконченной книги.

Он нажал на кнопку звонка, и дверь почти сразу распахнулась. Судья Годфри Саймонс в расстегнутой на вороте белой рубашке и домашних брюках приветствовал его с верхней ступени лестницы. Его приветствие, как и предупреждала Дочь, было отнюдь не теплым.