Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Тайна – наилучшая аналогия как человеческой жизни, так и человеческой смерти. Люди – тайны для других людей и для самих себя. Какой-нибудь нелепый случай может пробудить их ото сна и заставить совершать такие поступки, на которые, как им казалось, они прежде были не способны. Мы ровным счетом ничего не знаем ни о себе, ни о людях вокруг, размышлял Брат. Симпатичная соседка может оказаться убийцей, нанесшей своей матери сорок ударов топором. А немногословный улыбчивый бородач, живущий наверху, – террористом, направившим свой грузовик прямо в гуляющую в центре города толпу ни в чем не повинных людей. Смерть дарует нам ясность, на миг озаряет она нашу жизнь своим безжалостным светом, и мы видим все.

Смерть Дон Кихота для всех нас ознаменовала конец глупого, но прекрасного юродства, чистого благородства, того, чему нет места в нашем мире, тому, что также можно назвать словом “человечность”. Странный человек, смешно утративший связь с миром, упрямо не желавший наладить связь со временем и бесспорно потерявший связь с собственным разумом, в момент своей смерти открывается нам как тот, кого стоило беречь больше всего, по ком стоит плакать горше всего. Помнить об этом. Это должно определять все.

Брат поднял шторку иллюминатора, чтобы взглянуть в более не опасное небо. В поле его обзора заплясали черные точки. Он видел мушки перед глазами уже довольно давно, но сейчас, похоже, стало хуже. Иногда он чувствовал, будто мушки группируются в уголке его глаза, отчего все выглядит так, будто наша Вселенная стирается по краям. Словно фрагменты безвоздушного пространства замещают собою ткань того, чем это раньше было.

Брат закрыл шторку иллюминатора. Все мы – заблудшие странники, размышлял он. Мы убили и съели быков Гелиоса, мы навлекли на себя ярость всех олимпийских богов. Он закрыл глаза. В Лондоне его ждет Сестра. Вот что сейчас важно. Смерть, Кишот, да и все прочее может подождать. И четвертая водка пришлась бы очень кстати.

(РАНЕЕ)

– Привет.

– Привет, Брат.

– Просто отличная идея – созвониться и поговорить до встречи для того, чтобы снова узнать друг друга. Столько времени прошло…

– Да, идея хорошая.

– Мы можем созвониться с видео в скайпе, фейстайме или вотсаппе, если хочешь. Или в Signal, если ты по каким-то причинам не хочешь, чтобы твои сообщения шифровались.

– Нет.

– Что нет? Ты против шифрования?

– Я против видео в скайпе, фейстайме, вотсаппе и Signal.

– Почему так? Мне просто интересно.

– Не хочу одеваться для тебя. Я сделаю фотографию и пришлю ее тебе, когда буду в форме. Пока я не готова.

Брат не сказал ей, что искал о ней информацию в гугле.

– Тебе ни к чему особенно одеваться.

– Мне лучше по телефону.

– Хочешь, я пришлю тебе свою фотографию?

– Не сейчас.

Значит, она тоже искала его в гугле.

– Ладно. Итак, кто будет первым? Если хочешь…

– Ты первый.

– Я надеялся, ты этого не скажешь.

– Ты первый.

– Что ж. Тогда я должен начать с извинений.

– Это единственное правильное и достойное начало.

Больше всего его коробила ее манера говорить. Она прожила в Британии всю жизнь, он понимал это, так что нет ничего удивительного, что она говорит, как британка, но говорить, как чертова королева, совсем необязательно. У нас вы Британии нынче все дажжи да дажжи. Нэпрэмэнно поситите Британский музэй, мой друг. Шла Саша по шоссе. В булошную? Разумээтся, на такси! Ыскрэннее рада снова тэбя слышшать, Брат. Боже, храни королэву. Корабли лавировали-лавировали. Идынственное правильное и дастойное начало. Наполовину Лиззи из фильма ужасов, наполовину “Моя прекрасная леди”. Прежде так разговаривали только белые женщины.

Однако в ее телефонном голосе Брат уловил кое-что еще, чего нельзя было скрыть даже за четкой артикуляцией гласных: он звучал неуверенно, порой заметно дрожал, что (или так только казалось Брату) она изо всех сил старалась от него скрыть.

– Ты себя нормально чувствуешь? – спросил он ее.

– Ты меняешь тему. Не надо.

Тогда Брат извинился. Он думал о Кишоте – сначала церемонно поднявшемся на ноги для этого разговора, потом коленопреклоненном, сжимающим в руках край платья Женщины-Трамплина. Вообще-то Брат был совершенно не склонен к самоуничижению, но если бы они разговаривали в режиме видеоконференции, он тоже непременно встал бы. Он пытался подбирать такие же высокопарные выражения, как его герой, как только мог, демонстрировал голосом глубину и искренность своего раскаяния. Когда он закончил говорить, его сердце выпрыгивало из груди, и он едва мог дышать – немолодой переволновавшийся мужчина, что с этим делать. Ему пора начать серьезно думать о том, что он ест, и привести себя в форму, сказал он себе далеко не в первый раз. Дуглас Адамс, создавший замечательную серию книг “Автостопом по Галактике”, умер после тренировки в спортивном зале; он жил в Калифорнии, где все – по неписаным законам штата – просто обязаны ходить в зал и почитают красивое тело, ибо оно – воплощение сразу всех богов здоровья, имена которых открываются лишь тем, кто строгим вегетарианством и полным отказом от глютена сумел добиться полного очищения. Здесь служат Фуфлунсу, этрусскому богу растительности, плодородия и счастья, Эгле, греческой богине здоровья и блеска, Максимону, герою и божеству здоровья народов майя, а также персидской Хаоме и греческой Панацее, богине исцеления. С тех пор как Брат прочел о смерти Адамса, он тут же, отчасти в шутку, отчасти всерьез, в качестве самозащиты, начал говорить всем, что тренировок следует избегать потому, что от них умирают. Только не надо паники. Съешьте лучше немного жареной картошки.

И вот пожалуйста: все, что он сделал – сказал сестре по телефону, как ему стыдно за свои прошлые поступки, а он уже задыхается и не владеет собой. Ангел смерти покружил над ним, но улетел восвояси. (Позже, когда ангел смерти отпустил самолет, в котором он летел над океаном, Брат подумал, две жизни я уже израсходовал, а ведь я ни разу не кошка.)

Его сбивчивые мысли о смерти и равноденствии заполнили паузу после того, как он закончил свои извинения, а Сестра еще не начала говорить после затяжного молчания. Она взвешивала каждое слово, словно выступала в суде.

– Раскаяние и прощение – две вещи, неразрывно друг с другом связанные, – начала она, – но связь эта не причинно-следственная. Их связь определяют действия. Субъект деяния решает, испытывает либо не испытывает он раскаяние, достаточное либо недостаточное для того, чтобы решиться либо не решиться принести извинения, в надежде на возможное возмещение. Объект же деяния решает, готова она либо нет оставить действия противоположной стороны в прошлом и двигаться дальше, говоря иными словами, простить. Решение объекта деяния никак не зависит от решения субъекта деяния. Последний может искренне раскаиваться и от души просить прощения, но остаться непрощенным, если объект деяния готов его простить. Возможна и обратная ситуация, человек может не раскаиваться и не просить прощения, но оказаться прощенным, если тот, кому он нанес обиду, решил оставить все обиды в прошлом. Ты принес мне свои извинения. Это было твое решение, и оно остается таковым. Я допускаю, что твои извинения были искренними. Теперь уже мне решать, смогу я либо нет простить тебе все то, что ты сделал. Возможно, я уже приняла это решение. А возможно, не приму никогда.