Йожеф Дарваш - Город на трясине

— Речь идет не о том, чтобы делать подарки. На, мол, тебе — это твое, прими и пользуйся с богом. Он выплатит долг, только пусть немного окрепнет, обзаведется…

— Но поймите же, мама, сейчас у меня просто нет денег. Не-ту!

— Тогда, может быть, стоит попросить в долг? Такой случай бывает раз в десять лет. Грех его упустить…

— У кого? Кто мне даст в долг? Я не могу бегать по селу в поисках денег. Подумайте, что скажут люди?

— А Берецы? Они-то могли бы дать…

Поймав на себе выразительный взгляд сына, старушка стушевалась, однако не отказалась от своей идеи и решила приобрести себе еще одного союзника в лице мужа.

— Конечно, не один Берец на свете. Но мы тут с отцом поговорили… Пожалуй, у них можно было бы занять…

Старый Денеш, сидевший в своем углу и тихонько занимавшийся своим делом, услышав слова жены, втянул голову в плечи, будто его неожиданно ударили по темени. Он никогда не принадлежал к числу борцов, и в семье первую скрипку во все времена играла жена. А после того как в прошлом году однажды ночью его ни за что ни про что до полусмерти избили пьяные хуторские парни и он несколько недель пролежал на койке почти без движения, старый Денеш притих окончательно. Робкий и безответный, он мирился с тем, что все в доме решала жена, и даже радовался, что ему ни о чем не нужно высказывать своего мнения. Вот и сейчас, слушая разговор матери с сыном, он молча, не поднимая глаз, плел свою корзинку, опасаясь лишь одного — чтобы его не вовлекли в спор в качестве свидетеля или союзника.

На последние слова матери пастор не ответил, с досадой махнул рукой, повернулся и ушел к себе, притворив за собой дверь.

— Я думаю, ты тоже мог бы вымолвить хоть словечко! — Старая Денешне принялась за мужа. — Только и дела, что сидит, молчит и плетет свою дребедень с утра до ночи. Больше мусору, чем проку…

— Ты бы помолчала! — отозвался старик, но протест его прозвучал так тихо и даже униженно, что не только не пресек агрессивности жены, но лишь сильнее ее раззадорил.

— Это ты умеешь: «Не говори… Отстань… Помолчи…» Ты намолчался за двоих! Не сегодня-завтра мне вместо тебя на улице с людьми здороваться придется или посулить им золотой, чтобы из моего муженька слово вытянули…

— Ты бы помолчала! — повторил старый Денеш.

Вся семья Берецев собралась в небольшом флигеле, стоявшем в глубине двора. Отсутствовала только Эва. Кроме старого Хорвата Береца с супругой здесь находился его сын, отец Эвы, тоже с женой, и еще одна пожилая пара, соседи по селу, которые, как и сам Хорват, не так давно «вышли в отставку» и сейчас пришли провести вечерок за приятной беседой. Младшие Берецы только что приехали с хутора. Они привезли на продажу откормленных орехами гусей, собираясь продать их оптом или в розницу завтра на базаре. С вечера они приехали не без некоторого расчета: будить гусей на рассвете там, на хуторе, невыгодно — они теряли в весе. А так можно набить им желудок еще десятком орехов — больше потянут на весах. Если мануфактурщик обмеривает в лавке, почему и другим не схитрить немножко? В торговом мире испокон веков существует некое молчаливое соглашение: не обманешь — не продашь. Обе стороны заведомо знают о хитростях своего контрагента, но закрывают на это глаза, ибо каждый верит, что все же он перехитрит другого, и это доставляет ему удовлетворение…

Огонек керосиновой лампы, поставленной на каменную доску, слабо мерцал в густом облаке табачного дыма: оба старика дымили трубками, не вынимая их изо рта. Казалось, даже слова неторопливой беседы тонули в этом дыму и, приглушенные, опускались к полу, не в силах сопротивляться.

Собеседники бормотали что-то себе под нос, невнятно и медленно, и так долго разжевывали каждое слово, будто разговаривали сами с собой. Остальные сидели неподвижно, словно приросли к стульям и не думали с ними расставаться до гробовой доски. Они терпеливо ждали, пока собеседник извлекал из себя необходимые словеса, но и после того, как фраза наконец изрекалась, выжидали, не добавит ли еще что-нибудь говоривший: жеребенок ведь всегда отстает от матери, так и слова от мысли. И только после долгой паузы начинали так же медленно составлять ответ. Каждое слово так тщательно обдумывалось и взвешивалось, будто собеседники определяли судьбу страны лет на двести — триста вперед.

— А мне доподлинно известно, — говорил старый Хорват Берец, цедя сквозь зубы слова и дымя зажатой во рту трубкой, — что отец Юльчи приходился двоюродным братом матери жены Ковача, владельца буланых коней. Другими словами, получается, что отец матери жены Ковача и мать отца Юльчи Бенедек были братом и сестрой. Вот откуда тянется их родство…

— Я всегда была уверена, — взяла слово соседка, — что Юльча приходится родственницей Ковачам по линии матери. У нас дома всегда так говорили, потому что и мы вроде бы ей родственники. Будто отец матери Юльчи и мать отца Ковача — близнецы. Ведь матушка Юльчи в девичестве носила фамилию Береш…

— Так-то оно так, но только это другие Береши. С ними и я в родстве состою, поскольку мой дядя Михай, брат отца, женился на младшей сестре отца матери Юльчи. Их внучка на прошлой неделе вышла замуж за сына Киша, у которых дом на холме. Но это тоже другая семья Берешей, уже третья. Мать отца Ковача была родной сестрой их старшего дяди. Иначе говоря, отец этих третьих Берешей приходился родным братом матери отца Ковача, так будет точнее…

По выражению лиц стариков соседей было видно, что это объяснение их нисколько не убедило, но они уже собирались домой, чтобы пораньше лечь спать, а на прощание не подобало вступать в спор с хозяевами дома. Вот когда старый Берец с женой придут к ним, вечерком, вот тогда можно будет вытащить на свет божий и продолжить этот спор, если, конечно, к тому времени не возникнет повода для распутывания еще каких-нибудь семейных связей. Вот тогда, естественно, правда окажется на их стороне. И правила приличия, и обычай гласят одно и то же: прав всегда тот, кто у себя дома.

Утешив себя такими мыслями, соседи поднялись и откланялись.

Хозяева дома проводили гостей до дворовой калитки и вернулись к детям. Младшая чета Берецев тоже собиралась лечь пораньше, так как завтра они хотели встать затемно, чтобы не опоздать на базар. Отец Эвы остался со стариками, чтобы отчитаться перед старшим Берецем о делах в хозяйстве. Он уже несколько лет хозяйничал самостоятельно, старый Берец давно переписал на него хутор и часть имущества, однако сын из уважения к отцу и в силу привычки продолжал посвящать старика во все дела.

— Ячмень хорошо взошел, вовремя. Мы попробовали в этом году сеять по более глубокой вспашке, чем обычно. Я даже не надеялся, что он так быстро взойдет.