Филип Хеншер - Дружелюбные

– Вот ровно тогда, когда с вами виделся, – ответил Лео. – Двадцать пять лет назад. И нет, я не преувеличиваю. Неважно.

Она обдумала сказанное.

– Выходит, старик еще тут, – проговорил Лео.

– Он поразительный, – сказала Аиша с упреком. – Серьезно не собираетесь на празднество? И не знали о нем? Ведь знали.

– Я и вправду оборвал все связи.

– Видимо, так и есть, раз не знаете, что через два месяца вашему отцу стукнет сто лет. Он ждет не дождется. Все организуют мои мама с папой. С огромной радостью. Все соберутся. Вы уверены, что не придете?

Лео улыбнулся и покачал головой.

– Что? – не поняла Аиша. – Что вы хотите сказать? Все придут! Даже черепаха ждет с нетерпением. Вы знали, что Гертруда еще вполне бодра?

– Надо же…

– Ваш папа подумывал, не завести ли ей личный блог. Он же освоил компьютер, представляете? Папа вечно зовет его «королем комментария». Его вечно банят на сайте газеты «Гардиан». Сотый день рождения – такое больше не повторится!

– Вы теперь живете в Лондоне, стало быть? – спросил Лео.

Она обернулась и посмотрела на него. До этого доброжелательного вопроса она вспоминала о нем как о человеке ростом едва выше ста шестидесяти пяти сантиметров, умудрившемся, тем не менее, говорить с ней свысока; весьма своеобразном и ужасно ограниченном. Она вспомнила, кто он, вспомнила то лето и время, проведенное вместе в ее машине, когда она моталась туда-сюда в больницу. Кто же тогда в нее попал? Раджа, после того как ему разрезали горло, чтобы спасти жизнь? Она забыла. Дружелюбные фразы вроде этой, полученные в письме четверть века назад, и стали ее первым столкновением с миром, полным несовершенств. Теперь она – пэр Англии, публичная персона, а какой-то санитар хосписа говорит с ней так, будто бы она только что допустила ужасный досадный промах. Он благодушно пропустил сказанное ею мимо ушей – ради нее же самой. Двадцать пять лет назад она написала ему письмо – ответом на которое стала такая же снисходительность. Аиша без труда припомнила пару фраз оттуда, сочиненных со всей девичей пылкостью. Снова задели ранку, и она стала саднить.

– Да, – ответила она. – Да, в Лондоне. Очень признательна вам за то, что нашли время показать мне тут все. Я очень ценю это. Не стану беспокоить Сэнджея, чтобы попрощаться лично; если можно…

И ушла пешком в метро; в полвторого она уже вернулась в свой офис, прихватив сэндвич. И решила: надо позвонить Нихад.

– О нет! – воскликнула та. Кузину Аиша застала на работе: Нихад занималась пиаром известного манчестерского футбольного клуба. – Ужасно приятно слышать тебя. Ты – последняя, кто зовет меня Фанни. Как ты меня поймала – там, внизу, прямо сейчас представляют нового тренера юниорского состава.

– И надо притворяться, что тебе интересно.

– Я в буквальном смысле считаю дни до пенсии. Всего каких-то девяносто шесть месяцев – и я надеваю дорожные часы, продаю все здесь и покупаю поместье в Польше. Или в Умбрии. Лишь бы подальше отсюда. Что стряслось, ваша светлость?

– Ни за что не угадаешь, кого я видела сегодня утром.

– Кого ты встретила сегодня? В буквальном смысле без понятия.

– Подсказка: через два месяца его отцу исполнится сто лет.

– Принца Эдварда? Правда, не знаю.

– Ну же, Фанни, помнишь соседа моих мамы с папой? Доктора Спинстера – ну, помнишь, он перелез через забор и сделал Радже операцию, да помнишь ты! Ему скоро сто лет.

– И ты встретила его сына. Не морочь мне голову.

Мужчина в жизни Фанни был всего один: Мэтью, ее сокурсник и основная причина того, что она сдала экзамены на позорную отметку «2,2». Пожалуй, у самой Аиши оказалось поболее: начиная с девчачьих влюбленностей и завершая двумя последними случаями: осторожно, сомневаясь и прячась за явный скепсис. В последний раз это был коллега-парламентарий. Упаси боже. Она рассматривала этих последних с тщательностью, сомнением и скрупулезностью, точно бюджетную инициативу какого-нибудь новоиспеченного парламентария, полную необоснованных надежд на рост доходов. К тому времени, как она закончила напоминать Фанни, кто такой Лео, впечатления от встречи почти улетучились.

Всю неделю Джош провел в лихорадочном ужасе. Встречи происходили раз в месяц в клубе под железнодорожным мостом. Ему одновременно и ужасно хотелось туда пойти, и становилось тошно при мысли об этом. Нет, на самом деле идти ему все-таки не хотелось. Но он знал, что пойдет.

Как знал и то, что нарушил правила. Во вторник он отправил ей сообщение с вопросом, пойдет ли она. Не прошло и минуты, как он получил ответ. Заглавными буквами: «ЭТО КТО? ДА КАК ТЫ, СУКА, СМЕЕШЬ МНЕ ТАКОЕ ПРЕДЛАГАТЬ, УРОД?!» А потом – тишина. Он смирился. В конце концов, правила игры могут действовать не только раз в месяц в клубе «На коленях».

Всю неделю он думал, что она слила его: он нарушил правила и больше не будет участвовать. Игра длилась два года и вот теперь закончилась. Он подумывал прийти в одиночку, но там же будет она: посмотрит на него с настоящим, а не наигранным презрением – как смотрят на любителя, по незнанию испортившего игру, – и потом перестанет обращать внимание. Он все провалил. Но в субботу утром внезапно пришло сообщение. Предписывавшее явиться в девять вечера на Олд-стрит без рубашки, в ошейнике раба и кожаных штанах. И ждать своих хозяев.

Так он и поступил. Мимо проносились автомобили, на него засматривались хокстонские гуляки. Зачесал волосы и надел солнцезащитные очки. Если кому-то из деловых партнеров случится его заметить, они не узнают его. Разве у Джоша может быть татуировка на боку – пантера размером сантиметров шестьдесят? Это у Джоша-то, скучного типа, который носит жилетку и живет с мамой? Невозможно!

Было почти десять, когда подъехал белый «ниссан» с приоткрытым стеклом на двери. Она заорала, чтобы он садился. За рулем сидел негр, которого она звала Сарделькой. Джош пробрался на заднее сиденье; она продолжала болтать с Сарделькой, точно Джоша там не было. Джош покорно снес это. Она со смаком, в подробностях говорила негру, что они сделают с поросеночком. Негр был здоровенный и заполнял собой значительное пространство. От его присутствия воздух в машине стал пьяняще-густым, точно суп. Это она его научила – и велела молчать.

– Сар ходил в спортзал, правда ведь? – спрашивала она. – А потом не мылся. И до моего дома бежал бегом. И снова вспотел. Ты не мылся три дня, Сар. А что это у тебя на футболке? Сперма, так ведь? Мы же ею твою сперму вытирали, да, Сар? А потом ты снова ее надел. О, ты еще попперсы на нее пролил! Ну что ты за свинья такая вонючая! – Джош ждал. – Все так, Сар. Вот тебе новая дырка. Ты сегодня отымеешь нашего поросеночка прямо у всех на глазах в клубе «На коленях». У меня для него кое-что есть. Показать? В моей сумочке: привяжем ленточками, маленькими женственными ленточками, а потом поучим его. Ему не понравится, совсем-совсем. А потом, когда я закончу, передам его тебе. Маленького правильного мальчика. Он не любит, когда его трахают, правда? Для тебя ведь он – очередная дырка, Сар? Ты будешь делать то, что я скажу. Поросеночек. Всего лишь прислал мне сообщение на этой неделе. А это запрещено. Так что он заслужил наказание.