Филип Хеншер - Дружелюбные

Как-то она сказала: «Брат велел просить тебя, чтобы ты был добр ко мне». Мафуз ощутил, как бьется его сердце. Несмотря на все, что с ней случилось, она еще такая юная! И он торжественно обещал: «Я всегда буду добр к тебе». Она-то спрашивала о том, как он будет себя вести в первую ночь. Он же имел в виду, что будет добр к ней всю жизнь.

Внизу англичане-постояльцы любопытствовали, кто этот мужчина из Ноттингема с женой, укрытой плотной черной паранджой. Он на всю жизнь запомнил, как обещал своей второй – юной – жене, что всегда будет добр к ней. Звали ее Фархана.

К пятому дню медового месяца их жизнь вошла в привычное русло. Миссис Харрисон рассказала ему об автобусных маршрутах к местным достопримечательностям, включая мыс Лендс-Энд. Отчего-то Мафуз решил, что это совсем рядом, ну, на окраине города, но оказалось, что ехать довольно далеко. Завтракали в гостинице: яйца-пашот вкрутую, каша и чай; молодая жена села лицом к стене и не видела, что посетители пялятся, как ловко она управляется ложкой и вилкой, выпростав руку из-под паранджи. Позавтракав, они отправились пешком на автобусную станцию. Прогулка выдалась приятной, хотя Мафуз не мог отделаться от ощущения, что они становятся местной достопримечательностью. На станции он сказал Фархане, куда они сегодня поедут: их ждали памятник, знаменитый вид и симпатичная деревушка у бухты. Она пришла в восторг. Тревожное чувство, испытанное тем, первым, утром больше не возвращалось. Потому ли, что Мафуз добр к ней? Или ей наконец понравилось быть женой? Она вполне справлялась, и он перестал задаваться этими вопросами. Теперь Фархана болтала без умолку: о детстве, о тетушках в Бангладеш, куда она ездила три раза; рассказывала про соседей и одноклассниц. Проезжая по зеленой сельской Англии, она то и дело восхищалась при виде лошади у ограды, островка желтых цветов среди зелени или радовалась внезапному ливню. Казалось, лишь Мафуз замечает, как неодобрительно смотрят на них и хмурятся остальные пассажиры, англичане. Его трогала радость, с которой она смотрела на мир, каким бы он ни был и каким бы ни стал впредь.

В среду ее муж решил, что пора ехать на мыс Лендс-Энд. Перед тем как они спустились к завтраку, он сказал это жене. Она захлопала в ладоши:

– Я так рада!

Фархана с нетерпением ждала этого, слышала, что там очень красиво, и больше всего на свете хотела побывать в месте, где заканчивается земля.

– Ты так добр ко мне, – погодя минуту-другую, сказала она. – Мог бы ведь и не жениться.

Он понимал, о чем она. Не о ночи, когда они легли вместе в первый раз. Ее предложили ему оттого, что мало кто согласился бы взять ее в жены. Старший из ее братьев нарочно рассказал ему, что, когда ей было пятнадцать, ее застали целующейся с мужчиной. Имя его не уточнялось, да Мафуз и не стал спрашивать. Потому-то ее и выдали за вдовца. Мафуз согласился на брак. Теперь она стала добродетельной девицей. К тому же он женился второй раз, и никому бы не взбрело в голову обращать внимание на обстоятельства. Младший предложил устроить медовый месяц, все согласились. Даже на медовый месяц в Англии, как англичане. Он – бракованный товар, она – бракованный товар, но в конце концов оба вполне довольны.

Дорога до Лендс-Энда то сворачивала к морю, то петляла от него; они храбро разместились на крыше открытого туристического автобуса, и, когда ветер трепал паранджу, Фархана сидела очень прямо. Солнце ярко и жарко светило, дул чудный свежий ветерок. Автобус вовсе не был набит битком, но с десяток его пассажиров обернулись на Мафуза и его супругу, занявших места позади. Малыш двух или трех лет, зажав в липких от шоколада руках пластмассовую фигурку, подошел прямо к ним и уставился на Фархану, словно на какое-то диковинное существо. Мать, поискав его глазами, метнулась по рядам, чтобы забрать сына. На Мафуза и его супругу она даже не взглянула, желая скорее спасти ребенка, нежели уберечь других пассажиров от беспокойства.

Но все искупала красота окрестностей: за густой живой изгородью зеленели поля и порой проглядывало море, меняясь в глубине, но неизменно блестя на солнце. Один раз их ждал сюрприз: белым сполохом через поле пронесся кролик, и тут же – целая стайка его собратьев, вспугнутых ревом мотора. И лишь минут через двадцать езды жена воскликнула:

– Смотри-ка – море!

Сначала Мафуз удивился – ведь море уже минут пять бежало вслед по правую руку от них: дорога шла вдоль берега. Но потом понял. Земля превратилась в тонкий язычок, который вскоре заканчивался, будучи окружен водой с обеих сторон. Головокружительно: очутиться на клочке земли, протиснувшемся через море, так близко обхватившее его с обеих сторон. Казалось, даже прочный камень утеса хрупок и ненадежен, точно обожженная глина. Очень скоро автобус остановился у белого одноэтажного строения под вывеской «ЛЕНДС-ЭНД».

Они зашли в кафе выпить чаю с печеньем. Но там было неуютно. Мафузу никак не удавалось не обращать внимания на недружелюбные взгляды. Поездка на мыс из Сент-Айвза наполнила его ощущением радости, безопасности. Это его страна и его народ – ему было приятно так думать. И страна его жены. Она родилась здесь, на этом каменистом участке суши, окруженной со всех сторон морем. Больше они не вернутся на родину. Другого дома у них нет. Сильнее всего его поразила беззащитность этого клочка земли, и в то же самое время он казался «землей без границ», защищенной от любых посягательств извне. Теперь и их землей. Однако в кафе становилось все неуютнее, и спустя пять минут Мафуз объявил, что они приехали смотреть место, где заканчивается Англия, а не чаи распивать, и они ушли. Ниже, почти у подножия мыса, на скалистом берегу, на террасах были расставлены скамеечки, чтобы любоваться видом, – но на них оказалось полным-полно народу. Для любителей пеших прогулок имелась тропа с указателем, сбегавшая от самой оконечности суши на зеленые склоны вдоль края мыса. В отличие от некоторых англичан, Мафуз был невеликий ходок, но он решил, что, если пройтись по ней чуть подальше, можно отыскать уголок, где они будут не так бросаться в глаза. Виднелись симпатичная фермерская усадьба, где торговали всякими гончарными поделками, пруд с белыми уточками и разная неиспользуемая машинерия: сплошь полированная латунь и красная краска. (Мафуз догадался, что это не настоящая ферма, хотя и очень симпатичная: на вершине утеса в двух шагах от наводняемого туристами кафе, да и техника подозрительно чистая.) В траве – крошечные, не выше мха, цветы: пурпурные, желтые и синие сполохи. После пяти минут ходу окрестности пустеют: резкие крики морских птиц, стремительный спуск и изгибы утеса; аккуратная трава и вереск, островки высоких колосящихся растений, гнущихся на ветру; голубизна небес да яркий, как вспышка магния, блеск солнечных лучей на темной бесконечной синеве моря. Спортивная яхта какого-то богача, белея парусами, стоит на якоре поодаль: паруса чуть подрагивают от слабого бриза, корпус легонько кружится на воде. На борту можно различить двух молодых англичан, парня и девушку: свесив ноги за борт, они держатся руками за леер и непринужденно, по-приятельски болтают.