Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

В основе этой механики лежит опять-таки нищета тех, кто работает на заводах, на стройках и в шахтах. Рабочему платят мало. Чтобы заработать несколько больше, он соглашается ехать туда, где работать никто не хочет — на Север, в Норильск — город заполярной металлургии, на золотые прииски Чукотки, в шахты Магадана или нефтяные разработки Сахалина. Условия жизни там разрушительны для здоровья, семью взять с собой невозможно — там нет жилья и женщинам негде работать. Зато зарплата несколько выше. Мужчины едут туда, оставляя семьи или живя на два дома. Строят такие города ведомства, министерства. Их назначение — выполнять план, добывать руду, нефть, плавить металл. Им нужны не люди, а рабочая сила. Ведомства строят не квартиры, а бараки с комнатами на 6–8 человек. В лучшем случае приезжему рабочему предлагают поселиться в балке — бревенчатом ящике на полозьях, который перевозится трактором туда, где в данный момент нужны рабочие. Министерские чиновники, ведающие металлургической промышленностью или промышленностью нефтяной, не желают думать, где рабочая сила станет купаться, покупать продукты, стирать белье и чинить обувь. И уж совсем чужд для чиновника вопрос о личной жизни рабочего, о его семье, о том, чтобы хоть как-нибудь выровнять половой состав подведомственных городов, дать женщинам работу, детям — детские сады и школы. Идеальным для чиновника было бы, если бы рабочий вообще забыл о любви и сексе. Способ, который для этого пригоден, состоит в том, чтобы в „однополый город” завозить как можно больше водки и вина. Конечно, хмель дурно влияет на производительность труда, но завезти водку проще, чем создать нормальный двуполый” город, чем строить квартиры, магазины, прачечные, кафе и кинотеатры.

Переведенцев приводит данные социологической лаборатории, которая работала в городе нефтяников Нижневартовске. В городе этом, расположенном в бассейне реки Обь, почти 100.000 жителей. Но, как сообщают социологи, там нет или почти нет всего того, что зовется службой быта и где могли бы работать приехавшие женщины: нет ресторанов, кафе, прачечных, парикмахерских, починочных мастерских. Хозяева города и в будущем не планируют расширить эту „женскую сферу труда”. Так что Нижневартовску, как пишут социологи, еще на многие годы предстоит оставаться скучным, лишенным всякой привлекательности „городом мужчин”, городом пьяных драк, городом без уюта, без любви, без счастья.

Но есть в стране места похуже Нижневартовска. Психологу Б. Г., 37 лет, пришлось несколько месяцев провести в северных нефтеносных районах острова Сахалин. Добыча тут идет так называемым „вахтовым способом”. В пустынной тундре рассеяны качалки — насосы, откачивающие нефть. Наблюдать за качалками в тундру привозят рабочих. Очередная смена работает в тундре две недели, а потом ее на вертолетах (другого транспорта в этих местах нет) отвозят на площадки отдыхать. Площадка — городок рабочих. Здесь имеется несколько бараков, магазин и вертодром. Кругом болота, бездорожье. Отдых сводится к тому, что, получив заработок, рабочий спешит в магазин, где, кроме водки и бедного набора пищи, нет почти ничего. Начинается пьянка, которая кончается в день, когда рабочему предстоит снова заступить на дежурство, то есть вылететь за 200 миль на две недели в тундру, на качалку.

Вот типичная для здешних мест история: пять рабочих перестреляли друг друга из охотничьих ружей. Когда следователи прибыли на площадку (психолог был в их числе), то оказалось, что, вооружившись большим количеством бутылок с водкой, эти пятеро не нашли денег на закуску. На оставшиеся у них 24 копейки они смогли купить лишь два пакетика с супом-лапшой. После такой „закуски” в дым пьяные рабочие перессорились, схватились за ружья и прикончили друг друга. Таких площадок, по свидетельству психолога Б. Г., на Северном Сахалине — пять. Быт этих поселков мало отличается друг от друга. Женщин на площадках нет, если не считать 2–3 всегда полупьяных, страшных проституток, которые тут же в бараках обслуживают добрую сотню мужиков.

Примерно в то же время, когда психолог Б. Г. обследовал жизнь сахалинских нефтяников, на другом конце страны на газокомпрессорной станции в Архангельской области, Котласского района работал 25-летний Б. С. Вот как он описывает свои впечатления от двухлетнего пребывания в рабочем поселке, носящем название „Сияние Севера”: „В 1975–1977 гг. мы строили газокомпрессорную станцию и нефтеперекачку в том месте, где сходятся газовая и нефтяная ветки, идущие с Ухтинских месторождений. Женщин в нашем поселке было очень мало. Рабочие были или завербованные, или ссыльные [57] В эпоху Хрущева в стране был введен порядок, по которому лица, осужденные на сравнительно короткие сроки лагерей, посылались „на химию”, то есть на строительство предприятий химической промышленности. Это была ссылка. Б. С. был таким ссыльным рабочим. . Девушки-работницы приходили из окрестных деревень. В качестве жилья мы, мужчины, пользовались деревянными вагончиками, где спало по несколько человек. Главное место встреч с женщинами — клуб, танцы. Клуб — старая изба с дырявым полом, пыльными политическими плакатами на стенах. На танцах мужчины и женщины выглядят по-разному. Деревенские девушки приходят сюда принарядившись: туфельки, чулки, шелковые платья. Другого места для встречи со своим счастьем у них нет. Рабочие же являются в тех же резиновых сапогах, ватниках или грязных кожухах, в которых они работают. Девушки стоят группкой у стены и беседуют с подругами, демонстративно не глядя на парней. Парни в другом углу. У них главный разговор: кто с кем пил, сколько выпил, кто с кем дрался, кто кого как и куда ударил. Но вот зашипели старые заигранные пластинки или загрохотал доморощенный оркестр — гитары и ударные инструменты. Начинаются танцы. На средину комнаты начинают выходить пары. Есть среди них и постоянные, но чаще Он выбирает Ее тут же в клубе. Пьяным взглядом мужчина упирается в свою избранницу и бурчит что-то, что должно означать приглашение. Она не отказывается от танца. Разборчивой быть не резон — откажешься, простоишь весь вечер одна. Но и принять предложение от незнакомого для девушки тоже опасно. В поселке действует закон джунглей: если у девушки есть „знакомый”, парень, с которым она встречалась раньше, он может запретить ей танцевать с другим. И даже ударить прилюдно. За девушку никто не вступится. Она промолчит или заплачет и уйдет с танцев. И вообще, мужчина может себе позволить в клубе все, а женщина — ничего. Он может ругаться самыми безобразными словами в присутствии женщины — никто его не урезонит”.

Б. С. продолжает.

„Для сексуальной жизни в поселке нет места. Мужчина тащит девушку в кабину своего грузовика, в свое жилье в деревянный вагончик, где кровати стоят впритык одна к другой. И, наконец, просто в лес, в кусты. У здешних девушек первый мужчина, как правило, пьян. Его желания примитивны. Он груб. Кроме боли, она ничего не успевает ощутить. В поселке возник круг молодых женщин, которые убеждены, что секс нужен и приятен только мужчине. Они избегают сексуальных отношений. Женщины эти не прочь выйти замуж, но завербованные и ссыльные мужчины-рабочие рассматривают свое пребывание в поселке как временное и от брака уклоняются”.