Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

О грубости отношений в рабочей среде говорит и другой бывший москвич рабочий Е. Б., 41 года. Ему приходилось работать на Фармацевтической фабрике в Москве. Выпивка и секс — главные темы разговоров в цехе. В эти разговоры и шуточки втягиваются и женщины-работницы. Во время перерыва, когда мужчины и женщины едят свой завтрак, можно услышать такие, к примеру, диалоги: „Танька, пойдешь после смены со мной на полшишки?” — „Как смену кончу, так и прибегу”, — со смехом отвечает Танька. Секс — предмет приятных воспоминаний, объект, вызывающий живой интерес и улыбку. Разговор за завтраком — что-то вроде дополнительного удовольствия после приема пищи.

Упрощенность отношений между мужчинами и женщинами в цехе не всегда ограничивается только фривольными разговорами. Работница вышла замуж. Через несколько дней сосед по цеху, молодой парень, спрашивает ее: „Ну, как, нравится замужем?” „Нравится”, — безо всякого смущения отвечает она. „А сравнить не хочешь?” Работница смеется. Но когда, спустя неделю, ее собеседник собрался переходить на другой завод, она сама подошла к нему в конце смены и пальцем поманила пойти с ней в цеховую кладовку. Мысль о том, чтобы сравнить мужские качества мужа и товарища по цеху, вовсе не показалась ей кощунственной.

Хочу пояснить: люди, о которых ведет свой рассказ бывший рабочий фабрики в Москве — не уголовники, не патологические развратники. Это нормальные средние представители рабочего класса сегодняшней России. Их нравы, представления о должном и допустимом находятся в пределах того, что принято на других фабриках, заводах и стройках.

Инженер Станкостроительного завода в Одессе В. Ф., 40 лет, считает, что секс на заводах процветает. „У большинства рабочих, живущих в общежитиях и коммунальных квартирах, условий для встречи дома нет. Приходится, как говорится, „по одежке протягивать ножки”, встречаться после работы в подсобных цеховых помещениях и заводских лабораториях. Условия там, конечно, не ахти какие, но что поделаешь…” Инженер-одессит добавляет, что встречи на заводе могут происходить только между „своими” — привести на завод постороннюю или постороннего крайне трудно. „Но своих тоже хватает”, — заключает он.

Тридцатипятилетняя Л. Е., заводской техник из Ленинграда, дополняет рассказ инженера: „Внутрицеховые связи не бывали слишком долгими, но постоянно возникают новые и новые пары. Если женщина работает в цехе давно, то мужчины на нее почти не обращают внимания, но если появляется новенькая, то мужская часть цеха оживляется: начинаются шуточки, намеки: „как насчет картошки дров поджарить”. Это бессмысленное по сути выражение в заводской среде означает предложение вступить в половую связь”.

Как реагируют на заводские „романы” партийные власти и администрация? Ведь в интимные отношения нередко вступают люди женатые и (что важнее) партийные. При Сталине и в первое десятилетие после него парткомы охотно собирали собрания для того, чтобы публично осуждать пойманных с поличным любовников. Жительница города Запорожья вспоминает, что еще в начале 60-х годов она видела в заводском цехе объявление о собрании рабочих и инженерно-технического состава цеха с программой: „Аморальное поведение мастера и контролера”. Собрание, которое проводил секретарь парторганизации завода, было главным образом посвящено деталям любовных встреч. „А ну, расскажи, Таня, что ты с ним делала, — кричали из публики молоденькой контролерше. — Не стесняйся, давай подробности!” Девушка плакала, но рабочие, подстрекаемые партийным вождем, продолжали выяснять, „как было дело”. Немолодой мастер попытался прекратить надругательство над своей подругой: „Отстаньте от нее, — сказал он. — Она тут ни при чем. Я решил оставить свою семью и связать жизнь с Таней”. Но ни партсекретаря, ни развеселившихся рабочих такой „мирный” вариант собрания не устраивал. Они продолжали требовать „подробностей”, а затем охотно проголосовали за административное наказание мастеру и контролерше.

Однако в 70-х и сейчас в начале 80-х годов такие сборища уже не практикуются. Если в партком не приходит „сигнал” (словечко из партийного языка, означающее донос или жалобу), то партийцы смотрят на происшествия такого рода сквозь пальцы. То, что не имеет отношения к его деньгами власти, оставляет сегодняшнего чиновника равнодушным. О том, как и почему возник сам этот феномен советской общественной жизни — письмо в партийную организацию по поводу семейных неурядиц, мы поговорим позднее. А вот как конкретно выглядит современная реакция партийных руководителей на подобную ситуацию.

В 1978 году партком Московского станкостроительного завода получил письмо от жены давнего заводского служащего, начальника планового отдела. В полном соответствии с существующими традициями и терминологией жена инженера сообщала дорогим партийным товарищам”, что муж ее нарушил доверие партии, он завел на заводе шашни. Его любовница, молодая девчонка, работает техником в таком-то цехе, и она, жена, „желая сохранить крепкую советскую семью”, просит общественность „взять мужа в руки” и „привести его в чувство”.

Проштрафившегося инженера пригласили в партком. Он, естественно, ожидал головомойки, но коллеги по коммунистической партии сказали ему буквально следующее: „Что ты за мужик, если не можешь обделывать свои дела так, чтобы жена не пронюхала? Отрегулируй свои семейные отношения. Как хочешь, что хочешь, но только избавь нас от всех и всяких писем”. Политика: „Чтоб только не было сигналов” стала излюбленной в партийных органах страны.

Это, впрочем, вовсе не значит, что у партийного комитета нет возможности отравить жизнь любому сотруднику завода по любому, и в том числе по сугубо личному, поводу. Один из методов заключается в том, чтобы передать дело о „незаконной связи” в так называемый Женсовет. Женский совет завода или фабрики — общественная организация женщин, не имеющая по сути никаких реальных прав. Но зато Женсовет, состоящий, как правило, из дам немолодых и не слишком удачливых в личной жизни (отсюда и тяга к общественной работе), может долго и шумно обсуждать „персональное дело” неверного мужа или жены, доставляя своим жертвам максимум неприятных переживаний.

Другой метод, с помощью которого на некоторых заводах расправляются с теми, кто „ведет себя не так, как нужно”, заключается в освещении жертвы светом „Комсомольского прожектора”. Где-нибудь на людном перекрестке заводской территории члены местной комсомольской организации вывешивают витрину с карикатурами. Достаточно того, чтобы кто-то увидел целующуюся в укромном местечке пару, как этот эпизод становится предметом осмеяния на витрине „Комсомольского прожектора”. Шарж сопровождается обычно издевательскими самодельными стишками: вот, мол, план Она не выполняет, а целоваться горазда. Да еще с женатым! Разрешение на каждый новый номер „Прожектора” дает секретарь парткома завода, он же подчас и заказывает темы карикатур. „Прожектор” — своеобразная плетка, которой партком подхлестывает людей, припугивает одних, натравливает других. Плетка эта тем более действенна, что оскорбленному или осмеянному не на кого жаловаться. В ответ на жалобу партийный босс пожимает плечами, ведь „Прожектор” выпускает комсомольская организация; картинки рисовал какой-то мальчик-художник, с него и спрашивайте…