Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Вот одна из бесчисленных историй такого рода. Летом 1977 года симпатизирующий Советскому Союзу шведский ученый-лингвист, сорокалетний Нильс, приехал на семинар по русскому языку в эстонский город Тарту. Ему понравилась 23-летняя студентка-медичка Мария В. и он решил задержаться в СССР, чтобы побыть с девушкой подольше. Такая возможность была ему предоставлена: Нильс получил должность вожатого в пионерском лагере, который открыт в Эстонии для детей шведских коммунистов и эстонских эмигрантов. Следующий год Нильс провел в Москве, изучая русский язык в одном из институтов. Его отношения с Марией В. становились все более серьезными. Она постоянно ездила к нему из Эстонии в Москву. Через полгода после знакомства швед сделал девушке-эстонке предложение, которое она приняла.

Молодые люди отправились по адресу: улица Грибоедова, дом 10, где находится единственный в столице ЗАГС, принимающий заявления от иностранцев. Встретили их, мягко говоря, прохладно. Впрочем, список документов, которые перечислила чиновница, показался им сперва не столь уж большим. В частности, Нильс обязан был представить бумагу о том, что он не женат. Он позвонил матери в Стокгольм, и через неделю судебный документ о том, что Нильс разведен, был уже в Москве. Но в ЗАГСе бумагу не приняли: потребовали документ, из которого было бы видно, почему швед оказался в разводе. На Западе вопросы такого рода считаются делом сугубо интимным, и шведский суд отказался выдать свидетельство. Но молодым людям помог шведский консул в Москве. По его просьбе суд в Стокгольме соответствующий документ все-таки прислал.

Шведские бумаги традиционно действительны три месяца. Заведующая ЗАГСом посмотрела на дату документа и сказала, что в течение ближайших трех месяцев ее учреждение слишком занято, чтобы заниматься бумагами Нильса и Марии и сможет рассмотреть заявление только через три месяца и десять дней. Между тем срок советской визы Нильса истекал. Первого июня 1978 года он должен был покинуть СССР. Мария несколько раз ходила к чиновникам ЗАГСа, умоляя их рассмотреть заявление до роковой даты. Разговаривали с ней грубо, с явной антипатией. Чувствовалось, что этим женщинам за письменными столами приятна роль судьбы, нравится держать людей в нервном напряжении.

И снова вмешательство доброго гения — шведского консула — спасло их. По его просьбе из Стокгольма прислали документы с продленным сроком действия. ЗАГС ответил встречным выпадом: там „потеряли” бумаги Нильса и Марии. Май был уже на исходе, через несколько дней швед должен был покинуть страну. Пара снова бросилась в консульство. Консул вынужден был попросить свидания с представителем Министерства иностранных дел СССР, чтобы заявить протест по поводу недоброжелательного отношения к шведскому гражданину. Документы, естественно, тут же нашлись. Силы молодой пары были уже на исходе, когда заведующая ЗАГСом назначила регистрацию на 23 мая.

„Совершенно ясно, что КГБ специально придумывает все эти препятствия, чтобы не выпускать советских граждан за пределы страны, — говорит Маша В., которая недавно закончила в Стокгольме медицинский факультет. — Я уверена, что у КГБ есть квота на выезд новобрачных; всех остальных, не входящих в квоту, надо любыми средствами задержать”.

За те восемь месяцев, что Нильс и Мария вели борьбу за свое счастье, они познакомились со многими такими же парами. Мужчины чаще всего были иностранцами, женщины — русскими. Издевались над ними в ЗАГСе весьма изобретательно. Одним объявляли, что у них не хватает в бумагах какого-то штампа, другие должны были документально доказать, что они не гомосексуалисты или не сумасшедшие. Малейшая попытка молодых людей защитить себя рассматривалась кагебешниками как вызов. „Это напоминало бег на длинную дистанцию, — говорит Мария. — Мы выдержали, но многие западные граждане сошли с „беговой дорожки”. У одних окончилась виза и они уехали из страны, другие пары просто не выдержали бюрократической мороки, устали, поссорились”. Канадский литератор Жан-Пьер буквально поседел, пока хлопотал о заключении брака с русской женщиной. КГБ сломил его сопротивление хитростью. У его невесты был ребенок от первого брака, с которым она собиралась выезжать из СССР в Канаду. Кагебешники выпускать ребенка не хотели. Уже был назначен день регистрации. Женщина забрала мальчика из школы, оставила службу, выписалась из квартиры. Но сотрудники КГБ стали убеждать Жан-Пьера, что его избранница — проститутка. Он поверил им, был шокирован и за считанные дни до регистрации уехал в Канаду. Она с сыном осталась без квартиры, без работы, без надежды… „Он приехал другом СССР, — говорит Мария, — а уехал яростно ненавидя советскую систему. То же самое происходило со многими иностранцами, пытавшимися заключить брак в СССР”.

Свой с Нильсом случай Мария В. считает счастливым. Но двум этим „счастливцам” пришлось испить немалую чашу унижений и разочарований и после регистрации брака. Они задумали совершить свадебное путешествие в Ереван, но власти запретили мужу и жене лететь в одном самолете: Нильс обязан был заказать билет в Интуристе, а она — в кассе Аэрофлота для рядовых граждан. Так же решительно власти отказали ему в продлении визы хотя бы на один день. А Марии пришлось еще полгода хлопотать, прежде чем ее выпустили к мужу.

В этой мистерии, цель которой ни за что не выпустить на свободу принадлежащую государству человеческую душу, принимает участие множество сил: кроме ЗАГСа и ОВИРа, ловлей душ заняты парторганизации тех учреждений, где работают „непослушные” советские женщины. В Тарту (Эстония) в университете Мария до последней минуты боялась сообщить о своем предстоящем замужестве. Она хорошо знала: случись в парткоме узнать об этом, ее непременно провалят на выпускном экзамене или, что страшнее, зашлют при распределении в какую-нибудь глухую сибирскую деревню. Ей пришлось также несколько раз „терять” комсомольский билет, чтобы как-то получить справку о выходе из комсомола.

В те же примерно месяцы, когда в Эстонии познакомились и сблизились Нильс и Мария, я мог наблюдать в Москве переживания другой пары. Тридцатилетний парижский адвокат Даниэль Г., приехав в Москву, познакомился с сотрудницей научно-исследовательского института 23-летней Татьяной. Они решили пожениться. Таня была подругой моей дочери, я знал все подробности ее борьбы за свой брак. У русско-французской пары все повторилось точно так же, как у русско-шведской. „Единственно, что у меня не потребовали тогда, в московском ЗАГСе, — сказал Даниэль, — это справки о прививке оспы”. Просто так приехать на свадьбу Даниэль и его 62-летняя мать не имели права. Им пришлось покупать туристскую путевку, которая обязывала их посетить несколько городов СССР. Как юрист, Даниэль уважает законы, но его поразило, что все установления, с которыми он столкнулся в Москве, носили исключительно запретительный и ограничительный характер. Одно распоряжение он, однако, нарушил: провел брачную ночь в квартире своей жены, что в Советском Союзе строго-настрого запрещено. Надо полагать, что ночь эта показалась молодым людям довольно короткой потому, что в 8 утра на следующий день Даниэль и его мать должны были уже выехать со своей группой по туристскому маршруту в Ленинград…