Анастасия Писарева - О чем молчит Биг-Бен

Жизненные силы тают, и наползает чувство потерянности. Лондон наваливается на меня всей мрачностью и ветром угрюмо гудит в мозгах. А все Темза. Она незаметно влияет на жизнь. Может, она вообще здесь самая главная, и, похоже, эта река страдает биполярным расстройством.

Мне никак не понять, когда у нее меняются настроения. Вроде утром она унывает, а вечером поднимается духом, но буквально в первый же день, когда я выдвигаю эту гипотезу, она оказывается развенчанной. И утром, и вечером Темза пребывает в разной степени уныния. Эта река не следует никакой логике! Будто где-то за пределами видимости то открывают, то закрывают далекую плотину.

Ей пришлось несладко за те столетия, что люди расселились по ее берегам. Не очень-то они считались с ее благополучием. Река превратилась для них в огромную сливную яму. Они заполоняли ее лодками и кораблями, застраивали берега домами, воздвигали мосты. Мусор, грязь, нечистоты, отходы производств — все сливалось в реку.

В девятнадцатом веке она не выдержала и ответила им Великой вонью. Англичане всполошились. Предприняли меры. Это помогло, вонь ушла, но грязь и отходы остались. А потом Темзу покинули живые существа. Вокруг были только люди, и им было все равно. О реке никто не думал. Наверное, ей стало одиноко. Наверное, она больше не могла так. И столетие спустя она решила просто умереть. Ученые так и постановили: биологически мертва. Загрязненные воды ее все так же бежали куда-то, но духа ее не осталось.

И все-таки ей не дали умереть совсем. Она приходит в себя. Лосось возвращается в ее воды, о чем сообщает табличка на набережной у моего дома. Ближе к Канэри-Уорф обитают морские котики, а однажды в ее воды заплыл целый кит. И ничего — поплавал и был таков.

В общем, она оклемалась, хотя такое отношение не прошло даром.

В ночи Темза несется на восток. В этом нет никаких сомнений. Всем известно направление ее течения — оно идет в сторону моря, то есть от западного Лондона к восточному. По пути русло извивается бешеной змеей. Обычно, гуляя по набережным, я, как человек с топографическим кретинизмом, не могу соотнести между собой разные районы и знаковые точки города. Где находится «Шард»? Он торчит где-то далеко, но на самом деле совсем рядом с Тауэрским мостом. А Баттерси-парк — напротив Челси и в то же время очень близко к вокзалу Виктория. Огромная глыба нового дома у станции «Элефант энд Кастл» — в общем-то, на полпути между офисом и Тауэрским мостом, хотя и несколько в стороне. Приходится снова и снова складывать лондонскую мозаику, кусочек за кусочком.

В отблесках фонарей на темной воде я вижу непонятный предмет. Он медленно, но упорно движется против течения. Что это — лодка, человек, собака? Что бы то ни было, ему приходится нелегко: течение постоянно сносит его, а он с трудом противостоит оживившей Темзе. И все же продолжает настойчивое движение. Неужели кто-то плывет по реке в это странное вечернее время, в темноте? Я не слышу ни криков о помощи, ни призывных взмахов рукой — значит, нет никакой драмы, но что же это?

Настойчивый пловец приковывает к себе взгляд. Я всматриваюсь в движущуюся точку в темноте и жду разгадки. Наконец неопознанный плывущий предмет попадает в подсвеченный бликом участок реки, и я ошеломленно обнаруживаю, что это растопырившая во все стороны ветки елка. Невозможно… Течение же направляется в другую сторону! Оптическая иллюзия, обман — ведь елки не плавают. Я выбираю точку на другом берегу и слежу за елкой относительно нее. И чертова елка определенно по чуть-чуть продвигается. Я закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов. Открыв их снова, вижу, что та проплыла еще чуть-чуть, и я сдаюсь. Значит, я перепутала направление течения. Я была так уверена, но сбилась, потому что елка не может плыть, а значит, Темза течет в другую сторону.

Всего-то надо встать со скамейки и подойти к воде, но я не делаю этого. Работа измотала меня. Я закрываю глаза. Открываю. Мимо идут люди. Мысли уносят меня вперед во времени. Вот я приду домой, заберусь на кровать с моим столиком для кофе, буду слушать тихую музыку и листать ленты соцсетей, потом забудусь сном, а утром проснусь и снова пойду на работу.

Чертова Тереза. Ненавижу ее. И офис. И проект этот. И весь наш картонный мини-мир. Он как ловушка. Как лабиринт. Я иду по его коридорам, заворачиваю за углы и раз за разом упираюсь в тупики. А там опять — все те же улыбающиеся лица с блестящими глазами, те же декорации — офис-шампур, огромные окна, Лондон на все четыре стороны и один нескончаемый рабочий день, разбитый на части недолгим сном.

Есть ли вообще отсюда выход?

И второй раз за вечер я понимаю, что выход есть. Уволиться. Закрыть эту тему. Собрать вещи и уехать домой. Не могу я в этой среде, одна, в неродном городе, в чужой культуре. Не мое. И неважно уже, что я только недавно приехала, ценой таких усилий, неважно, что при досрочном расторжении контракта мне придется возместить компании все расходы по моему переезду — немалую сумму. У меня же была своя жизнь — свои проблемы, отношения. Был человек. Я помню. Мы каждый вечер садились ужинать, смотрели сериал, обсуждали быт и политику. А потом я собрала вещи и уехала.

Ничего этого больше нет. Возвращаться мне некуда. Выход есть, но это выход в никуда.

Ну и пусть в никуда! Все лучше, чем сидеть в болоте и не знать, что делать. В конце концов, никуда — это не тупик. Скорее неопределенность. Но из неопределенности может что-то родиться и вырасти. А тут меня что ждет? Здесь все понятно. Схемы прописаны, границы очерчены. Хочешь — вписывайся в них, не хочешь — уходи.

Я смотрю на Темзу и шепчу ей вновь обретенную истину: «Все просто. Надо бежать отсюда».

И жду. Ответит? Может, даст знак какой-то.

Черная вода бликует в ночи и не отзывается.

Елка все бьется с течением. Потом пропадает из подсвеченного участка, и больше я ее не вижу.

Можно сбежать. Тут у меня никаких проблем: сбегать — это я умею. Всегда, отовсюду. Сколько раз я сбегала с работ, из отношений, со скучных тусовок, да и с веселых тоже. Только в этот раз номер не пройдет, это не то решение, которые мне нужно. Надо оставаться и ждать. Чего ждать? Я и сама не знаю. Время покажет.

Весна в Лондоне почти незаметна. Отследить ее можно только по календарю. Если в календаре написано — март, то, значит, уже весна, даже если на улице точно так же, как в декабре или мае. Нет контрастов, и погода в течение года меняется незначительно.

Помню, я радовалась теплой зиме. В декабре вышла утром на улицу и чувствую через теплый свитер, куртку, шапку и шарф: тепло. На градуснике плюс десять. За несколько дней до Рождества.

— Вот увидишь, летом так же будет — это Лондон! — посмеялся надо мной тогда Гюнтер.